Год длиною в жизнь - [7]

— Ладно, ребята, это был последний раз, когда я видел, как вы оплакиваете меня, пока я еще жив.

Собравшиеся неохотно закивали головами.

— И что ты собираешься делать теперь, когда… — Майкл оборвал себя на полуслове и опять отвернулся.

— Я собираюсь пробежать марафон.

Никто не засмеялся.

— Я намерен жить дальше, — сообщил я им, нажимая на каждом слове. — Пару лет назад, на детсадовском выпускном сестры, я пообещал Пончику, что буду присутствовать и на его утреннике, и твердо намерен сдержать слово.

Райли заглянула мне в глаза.

— Всегда остается надежда на чудо, правильно?

— Я жду его! — заявил я.

Она уселась мне на колени и крепко обняла. Это было лекарство, способное исцелить что угодно.

Белла, пробормотав нечто невразумительное, выскочила из комнаты. Даже пребывая в оцепенении, я понял, что она разозлилась на Господа; и ярость ее длилась куда дольше, чем можно было ожидать.

* * *

Все изменилось с самого начала.

После того как Райли вылетела из гнезда, каждую пятницу мы с Беллой отправлялись прокатиться на машине вечерком, опустив стекла и включив радиоприемник на полную громкость. В девяти случаях из десяти мы оказывались в ресторанчике «Хижина Фло» в Айленд-парк. У Фло подают лучшие котлетки из моллюсков и жареных гребешков, чем где бы то ни было. Мы с Беллой усаживались на волнолом и делились угощением с морскими чайками. Но теперь у Беллы появилась идея получше.

— Как насчет того, чтобы отвезти меня к «Венере» и угостить фаршированным омаром, о чем мы с тобой всегда мечтали? — предложила она.

Я не выдержал и улыбнулся, подумав про себя: «Какая она все-таки умница!» Сколько себя помню, мне всегда хотелось попробовать этого омара, но я считал, что мы не можем себе этого позволить. И вот мы поехали туда.

Сказать, что я был разочарован, — значит, ничего не сказать. Фаршированный омар в «Венеции» оказался и вполовину не так хорош, как я ожидал. Зато и с деньгами ради него мы расстались легко. «После стольких мечтаний, казавшихся несбыточными, — подумал я, — как все-таки хорошо, что мы ездили к Фло».

* * *

Благодаря льготной пенсионной программе я смог благополучно уволиться от МакКаски раньше положенного срока. Заработанных денег должно было с лихвой хватить мне до самого конца. При этом я мог не беспокоиться и о благополучии Беллы, обеспечить которое должен был договор страхования жизни на крупную сумму, взносы по которому я, ворча и жалуясь, выплачивал долгие годы. Едва успев подписать бумаги, я заявил, что мы переплачиваем, но агент оказался ушлым и ловким малым. «Этот договор нам и даром не нужен», — вновь и вновь жаловался я Белле, но, раз начав платить, было бы глупо бросить это дело на полдороге, верно? Еще никогда я так не радовался тому, что сохранил то, что поначалу представлялось полнейшим излишеством. Потому что теперь моя жена не только сможет жить на эти деньги, но и вести безбедное существование, причем еще долго после собственного выхода на пенсию. С одной стороны, у меня возникло очень странное чувство, когда я понял, что мертвый стою больше, чем живой. С другой, гораздо более важной, точки зрения, я был счастлив оттого, что Белла получит возможность жить лучше, чем когда-либо.

Не собираясь никому рассказывать о том, какая незавидная судьба меня поджидает, я пришел на лесопилку МакКаски, чтобы в последний раз вдохнуть запах смазки и свежих стружек. Меня не покидало ощущение нереальности происходящего. Как могло случиться, что я, бригадир, отвечающий за качество работы в этом гигантском деревообрабатывающем цехе, стою без дела и в последний раз оглядываюсь по сторонам? Я не думал, что мне станет не по себе, но в душе поселилась тоска. Я ведь проработал на этом месте всю жизнь. В нем заключались смысл и цель моего существования, и это ради него я поднимался каждый день — пять дней в неделю — в пять утра. Лесопилка давала мне как раз столько сверхурочных, чтобы хватало оплатить учебу дочери в колледже, и вот теперь я пришел попрощаться с ней навсегда.

Бобби, Марти и даже братья Смитон — которым полагалось быть похожими друг на друга как две капли воды, поскольку они считались близнецами, но которые были совершенно разными, — подошли, чтобы пожать мне руку и пожелать удачи на пенсии.

— Ничего, скоро увидимся, — пообещали они.

Но я-то знал, что этому уже не суждено сбыться.

Я посидел с ними на дебаркадере, пока не закончился последний сегодняшний перерыв, слушая, как Адам распространяется насчет бывшей подружки.

— Мы были вместе почти всю учебу в автошколе, пока учились водить грузовики с прицепом, — пошутил молодой умник, чем заслужил негромкие смешки, позволившие ему продолжать. — Черт, я ведь и вправду любил ее! Она была такой здоровенной, что на ее заднице можно было играть в футбол.

Смех стал громче.

— Думаю, она перекусывала в перерывах между едой. Уж не знаю почему, но меня по-настоящему заводило, когда я поднимался следом за ней по лестнице. Глядя на нее, мне казалось, будто под одеялом дерутся два поросенка.

Тут уже не выдержал и засмеялся даже я.

— А когда мы шли на танцы, я никак не мог врубиться, то ли она танцует «электрик слайд», то ли это судороги. А еще она заставляла меня брить ей спину под душем — после того, как газонокосилка сломалась и мы едва не погибли от удара током.