Год активного солнца - [30]

Он уже с азартом развивал свою идею, приводил все новые доводы, и все говорил — никогда так темпераментно не говорил! — взмахивая руками.

Она молча смотрела на него. Он неожиданно умолк, и стало слышно, как надрывается спортивный комментатор.

Это Юрий у себя в комнате включил транзисторный телевизор.

18

Она нагнулась над ванной, стала перебирать белье. Опять придётся стирать, ничего не поделаешь. И откуда только берется? Вчера перестирала все до тряпки — и опять полная ванна. Что за манера — каждый стаскивает с себя платье, сорочку и кидает в ванну. И всегда ванна оказывается занятой, нельзя принять душ. Вот сейчас перестираю все, а к вечеру они снова заполнят ее грязным бельем.

Кира Сергеевна опять плохо спала, и теперь вялые руки не слушались, в них не было силы, и она не терла, а мяла белье. Потом отжимала в ладонях, складывала в таз. Мысленно перебирала все дела на утро: сообразить завтрак, Ирине с собой бутерброды наготовить, поменять постельное белье, потом — на работу. Но надо еще выкроить время, чтобы уложить волосы. Можно бы, конечно, заскочить в маленькую исполкомовскую парикмахерскую, но там, как всегда, в единственном кресле сидит кто-нибудь из девчонок-машинисток, сразу же вскочат, чтобы уступить Кире Сергеевне это кресло… Нет, «сделает голову» она дома.

А потом пойдет по розовым утренним улицам, легко выбрасывая свои длинные ноги, — прямая, подтянутая — и про нее будут думать: вот идет хорошо отдохнувшая деловая женщина с ясными строгими глазами, и все у нее хорошо, потому что все она знает и правильно построила свою жизнь.

Ничего я не знаю. Не знаю, как жили бы на моем месте другие женщины. И как они живут на своем.

Может, все так и живут? Истязают себя и на работе и дома. А все вместе это называется эмансипацией?

Собственные мысли о том, что надо молча «упасть в борозде», казались теперь глупыми. Почему — упасть? Разве я не выполнила свой долг жены и матери? Почему мне не дают спокойно работать? Зачем я взваливаю на себя все? И как могла тогда подумать, что Ленкина болезнь — мне в наказание? Какая чушь, чепуха!

Она выпустила теплую воду, согнала пышную пену, снова побросала в ванну белье.

Ничего, скоро отдохну.

Вспомнила, как Александр Степанович вчера загорелся идеей взять в пансионат Ленку и как потом долго уговаривал Ирину. Но Ирина не согласилась. И к Лидии едут они без Юрия. Может, Юрию не дали отпуск?

Некого спросить об этом. Опять с Ириной установились напряженные отношения — как тогда, после ссоры. И следа той близости между ними, которую обе чувствовали в больнице, не осталось. Почему? Что разделяет нас здесь, в родном доме?

— Доброе утро!

Юрий, розовый со сна, опять в одних плавках — что за манера, хоть бы шорты натянул! — стоял, подпирая дверной косяк, улыбался. На его мягком смуглом животе отпечаталась широкая складка.

— Кира Сергеевна, а фигуру вы уже делали?

Он забыл ее вчерашнюю выходку — как она выключила телевизор. Он вообще легко забывал неприятности, был отходчив и беспечен.

Она посторонилась, пропуская его. Шлепком ладони он перебросил кран к раковине, мылся до пояса холодной водой, покрякивая, говорил на выдохе:

— Любите вы стирать… Не оттащишь вас от ванны…

С круглых локтей его сбегали струйки воды — прямо на пол.

— А у моей маман… был сдвиг по фазе насчет побелки… каждый месяц хату белила…

Она стояла перед ним, распаренная, с налипшими на лбу волосами, чувствуя, как меж грудей бегут густые капли пота.

— Юра, надо отнести в стирку постельное белье.

— Будет сделано, — глухо сказал он в полотенце. — Если не забуду.

Она оттянула перчатки, вылила набравшуюся в них воду.

Не хотелось сегодня затрагивать эту тему, но она не могла отступить от своего правила: не откладывать неприятных дел.

— Юра, у меня к тебе большая просьба. Чтобы ты раз и навсегда запомнил: твои обязанности в семье так же важны, как на работе.

— Ну, уж, — хохотнул он. — Прачечная и конструкторское бюро — величины одного порядка?

— Именно — одного порядка.

— А чем нас будут нынче питать? Я, Кира Сергеевна, натощак не очень воспринимаю…

Он пытался свести разговор к шутке, но она не позволила.

— Юра, в семье на тебя работают. И ты обязан работать на семью. Иначе выходит иждивенчество.

Он вызывающе отставил ногу, прищурился.

— Получается, я иждивенец?

— Получается, так. Видишь, я стираю твои сорочки, а ты…

Он швырнул на кран скомканное полотенце, оно упало в ванну.

— Я не прошу вас стирать… И не читаю нотаций… Пусть стирает моя жена!

Кира Сергеевна старалась не смотреть на него.

— Она стирает, когда есть время.

— К любовникам шляться время она находит!

— Замолчи!

Юрий круто развернулся, задел плечом стеклянную полку. Она выпала из пазов, разбилась. Он хотел еще что-то сказать, но Кира Сергеевна опять крикнула:

— Замолчи!

Он стоял напряженно, с налитыми яростью глазами, на его голых ляжках подрагивали мышцы.

В комнате с грохотом опрокинулся стул, по полу зашлепали босые ноги. Ирина испуганно заглянула в ванную.

— Что такое?.. Господи, что здесь происходит?

Грубо толкнув ее, Юрий выскочил на кухню.

— Твоя маман!.. Зарядочку на рабочий день!.. — выкрикивал он. — Попал в семейку!