Год 1863. Забытые страницы - [18]
12 июня к отрядам генерал-майора Русинова присоединилась еще колонна свиты Его Величества генерал-майора князя В. В. Яшвиля, направленная из Могилевской губернии с целью очистить левый берег Березены и, после перехода через реку, содействовать уничтожению повстанцев в Игуменском уезде. 13 числа один из отрядов князя Яшвиля[94] под начальством подполковника генерального штаба Зыкова нагнал у фольварка Лочина, близ деревни Горки, отряд повстанцев из 120 человек. Повстанцы бросились врассыпную, потеряв убитыми 4 и пленными 20 человек. После боя крестьяне доставили в Игумен еще 23 человека, среди которых был и Гектор Коркозевич, явившийся к волостному старшине просить хлеба. Тогда же в плен попал и другой предводитель повстанцев — заседатель Игуменского уездного суда Адольф Шидловский[95]. Свенторжецкий же и Лясковский, по показанию пленных, бежали.
15 июня пришло известие, что Болеслав Свенторжецкий пробирается лесом к Сутину, где находилось имение его жены. За ним отправили отряд с десятью казаками, однако захватить Свенторжецкого не удалось.
16 июня генерал-майор Русинов начал обход своими колоннами всего Игуменского уезда. Примечательно, что во время поисков повстанцев большое усердие и готовность помогать военным выказывали крестьяне. Поначалу они еще немного побаивались окольной шляхты, смотря на нее как на агентов повстанцев, но потом ободрились и стали активно помогать осматривать леса и задерживать подозрительных людей[96].
Вскоре были пойманы и некоторые участники убийства отца Даниила: шляхтичи Альбин Тельшевский[97], Владислав Баратынский, Болеслав Окулич[98], а также крестьяне Яков Сакович[99] и Александр Подолецкий[100]. Их предали военно-полевому суду при штабе 119-го Коломенского пехотного полка.
Во время следствия руководитель отряда «охотников» Телыневский всячески пытался выгородить себя. Он утверждал, что Лясковский «насильно» под угрозой смерти заставил его исполнить приговор о «лишении жизни православного священника»[101]. Ложно показывал, что «когда он приехал в деревню, священник был уже пойман», хотя сам привел «охотников» к его дому. Превратно представлял и сцену расправы над отцом Даниилом. А кроме того, утверждал, что в приговоре повстанческого штаба помимо других обвинений в адрес священника главным было то, что он якобы жестоко обошелся с неким «раненым Рудзинским»[102]. При этом никаких подробностей, в чем именно заключалась жестокость, Тельшевский не указывал. Это было, конечно, достаточно серьезное обвинение в адрес священнослужителя, и следственная комиссия решила его проверить. Однако никто из допрошенных арестованных и людей со стороны не подтвердили, что Конопасевич обращался жестоко не только с раненым, но и вообще с кем-либо! Понятно, что Тельшевский хотел любыми путями смягчить свою вину, для чего и придумывал разные «оправдания».
Во время следствия один из участников расправы над отцом Даниилом, Александр Подолецкий, показал, что в убийстве принимал участие и Владислав Баратынский. Впрочем, свидетельство это никто больше не подтвердил. Баратынский вспоминал, что для него стало большим сюрпризом, когда через несколько месяцев после ареста его снова вызвали в следственную комиссию и свели с Подолецким, представив показания, в которых говорилось, что «Баратынский повесил в деревне Богушевичи священника Конопасевича» и пр. В оправдание Баратынский собственноручно написал о том, где был во время расправы над священником и что делал. В частности он утверждал, что брал в это время в Богушевичах лекарство, хотя в воспоминаниях позже писал, что в местечко вообще не заходил (!). «Моему объяснению, кажется, не поверили, — вспоминал он, — по крайней мере, в комиссию больше не требовали, а я и рад был тому; нас вскоре отправили в полевой суд, где я встретился с Тельшевским и Александром; последний, увидев меня, бросился ко мне со слезами, извиняясь за свою оплошность. „Ей Богу, — говорил он, — я думал вас убили в последней стычке на болотном острове, поэтому и хотел свалить всю вину на покойника, но как увидал вас в комиссии… Господи! Я до того потерялся, что и не знал что сказать. Ну да я поправил дело, — на другой же день, как только одумался, я сам попросился в комиссию и сказал, что показал на вас ложно — сознался во всем — чего уж тут, раз помирать“, и он махнул рукой»[103].
«Нас было пять человек, — писал Баратынский, — и все мы чувствовали себя как бы обреченными на смерть; уныние какое-то виднелось на всех лицах, только Александр сохранил до последней минуты свой веселый нрав, да я философствовал втихомолку над суетой сует и заносился в своей фантазии высоко, высоко ко всем святым, прямо в рай, и думал себе: „Вот ужо погодите вы, — когда причислят меня к лику святых, тогда узнаете меня“»[104].
Четверых участников убийства суд предварительным постановлением приговорил к расстрелу, а одного — к каторжным работам. По распоряжению генерал-лейтенанта В. И. Заболоцкого, утверждавшего приговор, троим приговоренным к смертной казни (А. Тельшевскому, Я. Саковичу, А. Подолецкому) расстрел заменили повешением с исполнением приговора там, где было совершено преступление. 16 ноября 1863 года их публично повесили в Богушевичах на бывшем дворе помещика Свенторжецкого, после чего тела казненных зарыли в ямы без церковного погребения. Болеслав Окулич был расстрелян, а Владислав Баратынский сослан на каторжные работы на 20 лет. Позже попал под суд и другой участник убийства — столяр Булынко, казненный 29 января 1864 года в Минске.
