Год 1863. Забытые страницы - [11]

Не обходилось все же без эксцессов и с местным помещиком. Как-то весной 1862 года отцу Даниилу как хозяину причтовых владений пришлось, согласно имевшемуся плану, отнести немного в сторону пограничный забор. Узнав об этом, Болеслав Свенторжецкий потребовал перенести забор на прежнее место. Однако отец Даниил отказался сделать это, показав помещику документ. Тогда Свенторжецкий приказал своим дворовым сломать ночью забор. На следующий день священник снова поставил забор «согласно плану», а ночью его опять сломали. Так продолжалось несколько дней, пока Свенторжецкий не написал жалобу на отца Даниила архиепископу Михаилу. При этом он, кажется, подговорил подать жалобу на священника и некоторых крестьян деревни Горки, за что одарил их какими-то милостями. Но архиерей, сверх ожидания (надо заметить, что владыка Михаил был человеком на редкость проницательным), разобрал дело согласно проведенному на месте следствию и в своей резолюции одобрил действия отца Даниила. Свенторжецкий же вынужден был извиниться[50].

Впрочем, по воспоминаниям супруги отца Даниила, отношение Болеслава Свенторжецкого к их семье было вполне доброжелательным, и последний нередко захаживал к ним в дом для бесед с мужем. Но как обстояло дело на самом деле, трудно сказать, так как истинные сердечные помышления остаются зачастую скрытыми от посторонних.

1862 год оказался для отца Даниила особенно скорбным и тяжелым. В этом году скончался его отец[51], умерла двухлетняя дочь Эмилия и сгорела приходская Крестовоздвиженская церковь.

Пожар случился в воскресный день 24 июня через несколько часов после окончания литургии. Церковь загорелась изнутри по неизвестной причине. Деревянный храм сгорел до основания и при том так, что отцу Даниилу ничего не удалось спасти из церковной утвари и хранившихся там денег. Когда он, прибежав первым к церкви, открыл дверь, надеясь что-нибудь спасти, вырвавшийся наружу огонь так быстро охватил все здание, что войти в него стало совершенно немыслимо.

Сразу после пожара приехала пани Лаура и выразила церковной общине искреннее сочувствие. Она приказала рыть пепелище на том месте, где, по указанию отца Даниила, должны были храниться серебряные деньги, и когда копавшие нашли большой оплавившийся кусок серебра, она взяла его себе, а отцу Даниилу тотчас же выплатила указанную им потерянную сумму приходских денег.

Люди склонялись к мысли, что пожар в церкви не был случайным. Каждый раз при выходе из храма отец Даниил с церковным старостой внимательно осматривали церковь и тушили все огни, так что в этом отношении сомнений не было. А вот то обстоятельство, что в это время поляки уже активно готовились к восстанию за возрождение Польши, вполне может служить разгадкой к этому печальному происшествию. Нужно заметить, что тогда в деревянных церквях принято было устраивать в притворе, справа и слева, небольшие ризницы и чуланы, куда складывались, между прочим, и жертвуемые крестьянами на церковь полотно и лен, которых могло собираться огромное количество. При желании любой злоумышленник при выходе из церкви мог бросить в такой чулан уголек или кусочек зажженного трута — вот и готов пожар, и при том не мгновенно, а пока уголек не зажжет массы горючего материала. Злоумышленником же мог быть любой из приходивших тогда в церковь католиков. Дело в том, что по причине отсутствия в то время в Богушевичах ксендза окрестные католики, считавшие себя поляками, частенько приходили в православный храм и молились по своим молитвенникам[52].

Как бы то ни было, но отец Даниил оказался лишенным места для совершения евхаристии и амвона для проповеди. Выстроить же новую церковь можно было лишь года через два, не ранее, и на это время как бы разрывалось полнокровное единение пастыря со своей паствой.

В приходе имелась приписная кладбищенская церковь в честь Святителя Николая в деревне Горки. Но она находилась в 20 верстах от Богушевич, была крайне ветха и не имела никакой утвари. Для редких служб, совершаемых там несколько раз в год, все необходимое для богослужения привозилось из приходской церкви[53]. Так что наличие этой церкви никак не решало проблемы.

Между тем в Богушевичах скоро ожидалось водворение ксендза. К этому времени Свенторжецкие уже завершили в местечке строительство каменного костела (филиального), и как раз шла подготовка к его освящению и открытию. Совершенно реальной становилась ситуация, когда православные крестьяне, не имея своего храма, а отчасти привлекаемые органной музыкой, пошли бы в костел.

Вскоре после пожара церкви к Болеславу Свенторжецкому в Богушевичи съехались все окрестные помещики на какое-то совещание. На следующий день Свенторжецкий отправил жену Лауру с двухлетней дочерью Софией за границу, а сам куда-то исчез из Богушевич на целый год, до апреля 1863 года…

Во время его отсутствия Богушевичским имением управлял и жил в барском доме некто пан Малиновский, довольно хорошо относившийся к отцу Даниилу Конопасевичу и его семье[54].

Весь 1862 год и начало 1863-го поляки буквально бурлили. Повсюду была предельно усилена антирусская пропаганда, звучали призывы к вооруженной борьбе. Католическое духовенство почти открыто призывало польских патриотов, а вместе с ними и католическое население к решительным действиям. В костелах пелись польские патриотические гимны, звучали политические проповеди. Паны усиленно вывозили свои семьи и имущество из имений, готовились идти «до лясу» в вооруженные отряды для войны с «пшеклёнтыми москалями», вырабатывали планы действий. Во многих местах заготавливались склады оружия, и очень часто местом для его хранения служили костелы. Главным поставщиком оружия стала семья минских ростовщиков Айзенштатов, связанная с партией «белых». Крупнейшими пунктами хранения оружия и обмундирования были Кrо lewiec