Гносеология права на жизнь - [115]

Само понятие смертной казни в XI в. не тождественно аналогичному понятию в XXI в. Гипертрофированное желание добиться некоего результата любой ценой можно проиллюстрировать одним из первых законов Литовской Республики, принятым 4 октября 1990 г.: была введена смертная казнь за действия, связанные с созданием и участием в деятельности общественно-политических организаций. Направленность закона против коммунистов никем и не скрывалась, что породило принятие Заключения Комитетом Конституционного надзора СССР от 15 февраля 1991 г. № 15 (2-23), признавшего несоответствие закона международно-правовым актам и Конституции СССР[487]. Приведенный пример показывает, как могут совместно уживаться идеи о стремлении к демократическому правовому государству с использованием для достижения этой цели смертной казни. Кстати, следует добавить, что кардинальные революционные преобразования в обществе, начиная с XVIII в., шли под флагом борьбы со смертной казнью. В последующем, как только политическая группа добивалась успеха в борьбе за власть, смертная казнь реанимировалась как инструмент политической борьбы. Робеспьер первоначально выступал против смертной казни, однако именно с его именем ассоциируются жестокости Великой Французской революции. II Всероссийским Съездом Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов 28 октября 1917 г. был принят Декрет об отмене смертной казни: «Восстановленная Керенским смертная казнь на фронте отменяется». Однако до современников дошло письмо-рецепт киевского чекиста своему другу – ответ на жалобу, что тому снятся расстрелянные: «Попей кровушки и больше сниться не будут».

Использование смертной казни как рядового инструмента в реализации государственной политики приводило к тому, что насильственная смерть не воспринималась как исключительное явление. Скорее наоборот, распространенность насильственной смерти отчасти оправдывала казнь как кару, налагаемую государством. Никого не удивляло ее широкое применение, когда общество жило вместе с осознанием повсеместности убийства. Тридцатилетняя война на территории средневековой Германии унесла две трети всего населения. Столетняя война Франции и Англии привела к оскудению людских ресурсов. Крестовые походы, еврейские погромы, междоусобица, разбой странствующих ландскнехтов – по сравнению с этим смертная казнь была просто ничто. Соответственно такое положение вещей оправдывало не просто смертную казнь, но и ее применение по отношению к различному спектру преступлений без какой-либо дифференциации. В этом контексте трудно не согласиться с А. Ф. Кистяковским: «…общегосударственная власть не только не первая стала употреблять смертную казнь, но, взяв в свои руки выработанное обществом учреждение, мало-помалу стала ограничивать применение этого наказания; самое первое появление общегосударственной власти было вместе и некоторым ограничением смертной казни»[488]. Следует сразу, правда, отметить, что распространенность санкционированного убийства была характерна для Западной Европы в отличие от Руси. В Германии при Карле V было казнено около 100 тыс. человек. Только один судья фон Карпцов вынес около 20 тыс. смертных приговоров. В Англии при Генрихе VIII только нищих было повешено около 70 тыс. человек[489].

Уничтожение преступников государством преследовало евгенические цели. На путь преступности вступали в большинстве своем личности, имеющие внутренние агрессивные установки. С уничтожением таких людей искоренялась наиболее «непослушная» по отношению к общественной власти категория людей, не желающая мириться с наличием чьей-то иной воли и не приспособленная к социальному сожительству. В настоящее время биологи, исследуя собак, вывели закономерность, что данный вид животных стал менее агрессивным. Причина видится в том, что человек оставляет в живых именно покладистых, которые и получают право на оставление потомства. Подобный естественный отбор создал условия для сохранения только определенного вида собак, лояльно относящихся к человеку. Аналогичны последствия применения смертной казни. Хотя следует добавить, что отнюдь не одна смертная казнь привела к евгеническим последствиям. Буйные люди уничтожались, в первую очередь, благодаря постоянно свирепствующим войнам, этническому противостоянию. Возвращаясь к теории Л. Н. Гумилева о пассионариях, необходимо указать, что неуспокоенность некоторой части людей двигала на завоевания. Бесчисленные походы обескровливали население, создавая условия для сохранения личностей только с определенным психологическим типом. Выше уже говорилось, как уголовное право брало на вооружение социальную евгенику. Применение смертной казни к потомкам преступников обосновывалось порчей крови, что оправдывало коллективную ответственность. До недавнего времени в некоторых штатах США стерилизация рецидивистов и умственно отсталых как вид уголовного наказания также объяснялась недопустимостью возможности передачи негативных генетических характеристик. Судебник 1497 г. в России предусматривал смертную казнь за повторную кражу и ведомых лихих, поскольку отрицалась возможность их направления на путь истинный. Так была продолжена традиция первого нормативного закрепления казни в Двинской уставной грамоте за кражу, совершенную в третий раз. Питирим Сорокин специально подчеркивал «дрессирующее влияние кар и наград»: «Согласно архивным данным, в течение 15-го и 16-го веков в Испании инквизицией было приговорено к смертной казни и к галерам 300 000 человек за “свободомыслие и религиозные преступления”. Эта ужасная цифра дает основание полагать, что в это время (исторически – цветущий период для Испании) в Испании больше, чем где бы то ни было, существовало смелых, независимых и деятельных мыслителей. Но 300 000 жертв и страх жестоких кар, терроризировавший население и аргументируемый кострами, пытками etc., – не прошел бесследно даже для целого народа. По мере карательной расправы импульсы – “веровать и действовать иначе, чем требовала инквизиция” должны были постепенно подавляться. И достаточно продолжительная дрессировка в этом направлении сделала свое дело»