Гномон - [107]

Нет. Нейт ищет не это. Но она уверена, что Диана Хантер сама училась или ее учили чему-то подобному так, как она описала, довела свой мозг и его функции до опасного предела, чтобы одолеть машину.

Ну теперь скажи это. Хантер одолела машину.

Нейт молчит, и вскоре Свидетель приходит к выводу, что она задумалась и забылась.

– Хотите следовать дальше по этой линии?

– Нет, – отвечает Нейт, потому что это абсурд.

А потом почти говорит «да».

Затем она надевает пальто и выходит на улицу, предоставив машине самой догадаться, куда она идет, и все подготовить.

* * *

Где-то между Пикадилли и Гауэр-стрит, сидя в застрявшем в пробке даблдекере, – у Оливера Смита сегодня явно не лучший день – от нечего делать она набирает номер, который боится набрать.

– Табмен?

– Ну, это мой телефон, милая, а нам номерами меняться не разрешается вроде?

– Это я.

Табмен не отвечает. Наверное, не может придумать ничего более бессмысленного, чем представиться.

– Ты когда-нибудь слышал, чтобы кто-то пострадал от записи?

– В смысле? Получил физическую травму? Точно нет. Их иногда шатает, если они слишком сильно уйдут в записи с темной стороны. Каждый год нам приходится разбираться с идиотами, которые лезут смотреть записи пациентов с глубокими психическими расстройствами. Четыре года назад была шумиха про одного слепого, который выработал у себя что-то вроде эхолокации. Молодые да ранние решили, что это даст им супергеройские силы. Эротическая составляющая тоже нравилась; вроде бы у него там все очень крепко стояло. Придурки, – добавляет Табмен, кратко резюмируя свое мнение об университетах и их выпускниках.

– И что с ними происходит?

– Да ничего, в конечном итоге. Проспятся, и всё. Некоторым нужно, чтобы их обняла мамочка и дала таблеточку аспирина. Кстати, это я. Так что кончай вилять и выкладывай, в чем дело.

– У нее был инсульт. Наверное. Я… я была не готова.

– Ого. Жестко. Да. Наверное, было ужасно. Но это не значит, что у тебя тоже был инсульт, и все такое.

– Не значит.

– Если ты пошла в театр, а там Юлия Цезаря зарезали…

– Знаю. Но тут переживание чуть более непосредственное, чем в первом ряду перед сценой.

– От первого лица, да. Вроде компьютерных игр, где на планету валят пришельцы, а у тебя из оружия лишь консервный нож. Но только и всего, Мьеликки. Ты теперь всегда будешь иначе смотреть на тех, у кого случился инсульт, потому что знаешь отчасти, что они пережили, но все равно ты – наблюдатель. На самом деле ты знаешь только, что чувствует человек, у которого не было инсульта, переживший опыт чужого инсульта. Никакого кровоизлияния у тебя в мозгу не случилось. Бывает, что люди потом страдают от ПТСР. Тебе это не грозит.

– Почему?

– Потому что ты из другого теста. Ты из того теста, что просто выправишься, а потом будешь долго волноваться, что все значит.

Это правда.

– Как лучше себе помочь?

Табмен с шумом выпускает воздух:

– Ужраться вдрабадан – вот мой совет.

– А поможет?

– Не очень. Но когда похмелье выветрится, память потускнеет, и ты уже не сможешь сказать, что и отчего.

– Нет, без меня.

– Как хочешь.

– Можно мне снова использовать запись? Не обязательно ждать? Это срочное дело.

– Не лучший выбор, но твое дело – твои кошмары.

– С кошмарами я разберусь.

– Ну ладно.

– Но опасности нет. Настоящей опасности.

– Ну, кроме рака мозга, ясное дело.

– Да пошел ты, Табмен.

– Всегда пожалуйста, инспектор.

* * *

Через тридцать минут на лестничной клетке D Королевского колледжа инспектор прижимается спиной к стене и поднимает руку с электрошокером. Фигура в черном, белое лицо, темная копна волос, спускается навстречу, – очки обводят ее ярко-алым и маркируют как «ВЕРОЯТНО, ОПАСЕН». Слишком мал ростом для Лённрота, похож на Адольфа Гитлера, но не совсем. Он смотрит на Нейт. Губы слишком широкие, слишком тонкие усы щеточкой, а потом у Адольфа открывается рот – он увидел электрошокер в руке.

– Мать! – взвизгивает Адольф, прикрывая лицо руками. – Мать твою, не стреляй! Мать!

Свидетель допускает, что, похоже, угроза минимальна. Нейт раздраженно прячет шокер в кобуру.

– Студенты же, – ворчит она, обращаясь к машине. – У тебя что, нет специальных контекстных настроек для студентов?

– Мать твою, – повторяет Адольф, на этот раз уже с нотками обвинения в голосе.

– Следите за выражениями, мистер Дин, – провозглашает женский голос сверху, глубокий, но явно довольный. – Я говорила, что вы перестарались. Входите, инспектор, и оставьте мистера Дина вкушать полезнейший урок о вреде идиотизма. Маркус!

Судя по всему, так зовут Адольфа, и да – теперь и в очках появилась надпись «Маркус Джеймс Дин», чьи родители явно не очень справились со своей ролью, хотя он, наверное, со временем образумится.

– Маркус, бога ради, наденьте хотя бы шляпу. Если продолжите держать ее в руках, с вами это будет происходить постоянно!

Адольф возмущенно поднимает предмет, который держал в левой руке – несколько секунд назад он был помечен как «вероятное оружие», а теперь оказался старым котелком, – и надевает его на голову. Свидетель мигает в очках, меняет оценку культурных отсылок: «Чаплин, Чарльз».

– Поверить не могу, – ворчит Нейт, хотя сама не знает, обращается она к Маркусу Дину или к машине.