Гном - [13]

Глеб Матвеев так и не примирился с мыслью о физическом недостатке сына, уничтожившим всю их жизнь. Они редко разговаривали с женой обо всем случившемся — они любили Сережу, но совершенно не могли понять, как он будет жить так. И перемены, происходившие в Союзе, стали для них спасительными — возможность отправить сына в швейцарский колледж была лучшим подарком и для них, и для него — они не будут чувствовать себя вечно виноватыми перед ним и, странно, — перед людьми, а он получит возможность жить как все его сверстники и среди них.

В первое посещение Сереже очень понравился колледж — с парками, огромными классами и уютными жилыми комнатами на двоих — это испугало немного мальчика, подумавшего, что никто не захочет жить вместе с карликом, но, показывавшая помещения женщина, словно прочтя его мысли, мягко улыбнувшись, доверительно наклонилась к нему:

— Сергей, наши студенты — все очень разные и разных национальностей, здесь друзей по комнате выбирают не по внешним достоинствам, — и, подмигнув Сереже, она пошла дальше по коридору, жестом приглашая его и отца следовать за ней. Сережа же, впервые за эти два года заулыбался не притворно — потому что нужно, а просто потому, что почувствовал, как кто-то снял с его плеч тяжелый камень, который нести у него почти уже не было сил. И он быстрой легкой походкой пошел за женщиной, не глядя в землю — не боясь встретить взгляды идущих навстречу, не боясь, как ему казалось в эту минуту, больше жить маленьким и беспомощным.

Проснувшись утром после всего нескольких часов сна, Сережа почему-то уже не чувствовал волнения, а только, вспомнив чувство легкости, которое ощутил в колледже тогда, почти весело вскочил с кровати, оглядел комнату, в которой стояли собранные чемоданы, и вдруг подумал, что может быть, его жизнь все таки состоится, может быть не так уж все и бесполезно, раз и дети-калеки учатся — они же надеются на что-то! И он решил твердо надеяться, что однажды он тоже поймет, кем он сможет быть в этой жизни. Услышав, что отец уже зовет его, он радостно побежал в ванную, уже всем существом желая только одного — побыстрее оказаться в колледже, завести друзей — каких угодно, только — друзей, и начать жить.

Столетний парк колледжа встретил Сережу желтой листвой и гомоном прибывавших студентов и их родителей. Из машины он смотрел на огромные деревья и думал, что за эти два года ни разу не обратил внимания на приход осени или лета, не порадовался смене времени года и одежды, не замечал ничего, и почувствовал себя невыразимо хорошо, услышав повизгивание маленьких розовых поросят, — от счастья, что кошмар кончился.

У главного входа общежития стояло несколько машин, из которых выгружались только приехавшие, и Сережа ожидал, по привычке, что выйдя из машины, увидит на себе знакомые любопытно-жалеюще-удивленные взгляды. Но суетящиеся студенты и их родители только освободили от своих чемоданов дорогу, чтобы они тоже могли пройти в здание. Сережа, удивленно подняв брови и округлив глаза, с улыбкой закивал головой. И поднял глаза на отца, но тот даже не заметил, что здесь все не так. А может быть, подумал Сергей, он был настолько готов к этому — именно это ведь было причиной, по которой он поместил Сережу сюда. Но все это уже не имело значения — маленькие хрюшки в Сережиной душе визжали так громко, что ему казалось, он способен оглохнуть от этого невыносимого счастья!

Новых студентов провожали в комнаты и, вручая им ключи, сообщали, кто будет их соседом и когда прибудет. Сереже сказали, что его сосед приедет только в конце первой учебной недели — он в колледже уже два года, тоже — русский. Сергей немного расстроился, что не узнает сразу, с кем ему придется жить за одной дверью долгое время, но, не имея возможности исправить ситуацию, решил, что пока познакомится с другими.

Отец уехал довольно скоро, и Сережа, закрыв дверь, стал у окна наблюдать за студентами, начавшими наслаждаться свободой от только отбывших родителей — располагающимися под деревьями в парке на куртках и просто стоящими и болтающими о чем-то. Сережа, к стыдливой своей радости, увидел на парковой дорожке девушку и молодого человека в инвалидных креслах, явно только встретившихся и весело смеющихся над чем-то, маленьких существ с узкими глазками — скорее всего — японского происхождения — не таких, конечно, низкорослых, как он, и почувствовал какую-то странную свободу. И уже не опасаясь ни взглядов, ни насмешек, выскочил из комнаты, не в силах побороть желание побежать в парк, к смеющимся и радостным людям, в окружении которых ему предстоит провести следующие несколько лет.

За первую неделю Сережа узнал столько подростков со всего мира и нового о нем, что не давал приехавшим к нему в первую субботу родителям вставить слово, рассказывая, как хорошо жить, общаться с людьми, не думая о своем росте как о беде, настигшей его на всю жизнь, как он ждет приезда своего соседа по комнате и как он благодарен им за то, что оказался здесь. От этого Глеб и Полина, наконец почувствовали себя так, словно выплатили сыну долг, лежащий на них ошибкой его рождения с этим неожиданно ворвавшимся и испортившим все пороком. Они уехали, а Сережа, оставшись в комнате, смотрел на кровать напротив, пытаясь представить человека, с которым он будет вместе долгие часы и дни и годы.