Гнилое яблоко - [6]

Когда мы уходили, я услышал, как толстяк сказал вполголоса:

– Сучьи выблядки.

Я посмотрел на Отума и обнаружил на его лице глумливую ухмылку.

3. Близость смерти

То ли кофе действовал, то ли пирожок, то ли свет, прозрачный и чистый, такой желанный после темноты, согревающий меня, но я заметно приободрился и уже не чувствовал усталости. Даже растерянный Миико заулыбался и стал похож на себя нормального. Желтые подошвы его кроссовок так и мелькали – он все время забегал вперед, но нерешительно останавливался и ждал нас. Он был как щенок: его переполняла энергия, но он боялся оставаться один.

Отум увяз в себе, видимо, вынашивая очередные злодейские планы. Только проезжающие мимо машины привлекали его внимание. Он не бросался на обочину, как ночью, видимо, разумно рассудив, что, если в темноте мы так остаемся незамеченными, то днем, видимые издалека прежде, чем успеем спрятаться, лишь привлекаем к себе внимание странным поведением. И все же он опускал голову, пряча лицо, что от меня не ускользнуло.

Мост обманывал своей кажущейся близостью, но расстояние между ним и нами будто бы совсем не сокращалось. Издалека он походил на металлический хребет.

– Вот это круто, – сказал Миико, и Отум, очнувшись от своих важных мыслей, направил на него снисходительный взгляд.

Конечно, Отум видел много мостов, не то что Миико, который даже за город никогда не выезжал. Но в глазах Миико я замечал восторг, недостижимый для Отума в принципе. Искрящаяся радость, которой достаточно повода, если нет причины проявить себя. Но обычно не было даже повода. Как всегда при подобных размышлениях о Миико, я ощутил сдавленную боль внутри. Интересно, как Отум относится к нему. Сомневаюсь, что Отум способен любить кого-либо, но… он тоже чувствует эту горьковатую нежность?

Мы наконец дошли до моста, стальной перемычкой соединяющего 128-е и 129-е шоссе. За металлическим бортиком ограждения, на некотором расстоянии, была установлена высокая сеточная преграда, видимо, специально для пьяных придурков, которые падают с мостов. Вытянув шею, Миико осторожно перегнулся через бортик и посмотрел сквозь сетку вниз, в карьер. Местность в наших краях была странная – землю словно взрывали, то горы, то карьеры, несколько очень глубоких. Этот своими рваными краями походил на большую рану. На стенках карьера полосками просматривались слои земли, верхний слой самый светлый. Словно кожа.

На дне, у противоположной стороны, лежала искореженная маленькая зеленая машина, с такого расстояния будто игрушечная. Даже не верилось, что внутри ее когда-то умирал человек, заливая кровью обивку сиденья. Машину всю смяло при падении, как консервную банку, а под дождями она проржавела насквозь. Бесславный финал.

– Ух, – удивился Миико. – Это как она туда сиганула?

– Прямо со 129-го шоссе, проломив ограждение, – сказал Отум. – Эта тачка уже лет пять там лежит.

– А чего ее не откантуют?

– Откантуешь оттуда. Кому надо лезть?

Миико смотрел на машину неотрывно, с уважительным ужасом, закрывая и открывая свои золотистые глаза. Иногда он поднимал взгляд к 129-му шоссе, может быть, пытаясь отыскать взглядом пролом в ограждении, но пролом давно заделали. Я оправдывал его экзальтированную реакцию тем, что все-таки он младше меня на целый год и года на два, наверное, младше Отума.

– В нее что, вмазался кто-нибудь?

– Да нет, насколько я знаю. И трасса прямая… – протянул Отум.

Ага. Я тоже подумал об этом. Я понимаю, вылететь с крутого поворота, но…

– Вы что, как бы вроде она это как сама – туда? – уточнил Миико. Если он переставал следить за собой, его речь превращалась в неуклюжее нагромождение слов, из которых две трети были лишними, но мы его поняли. Еще я понял, что в голове Миико, и в голове Отума наверняка тоже, крутится сообщение, услышанное утром по радио.

– Чем ближе к дороге, чем чаще слышишь об авариях, – сказал Отум, угадав мои мысли.

Я расслышал за его словами сдавленное возбуждение.

– Тебя привлекают аварии? – уточнил я.

– Нет. Близость смерти, – лениво объяснил Отум, и мне стало жутковато от небрежности его тона. – Ее всегда ощущаешь рядом. На дороге.

Мне вспомнился Януш, который гонял с дикой скоростью, не щадя ни собак, ни кошек. Это было вроде как его хобби. Сбивая очередную хвостатую бедолагу, он останавливался, выходил из машины и аккуратно складывал тушку в пакет для мусора, упаковка которых хранилась у него на заднем сиденье, специально для этой цели. Потом он показывал мертвое животное друганам, таким же дегенератам, как он сам, и засчитывал себе еще один балл.

– Не все ее ощущают, – возразил я.

– Может, – пожал плечом Отум. – Если они дураки.

Я отвернулся от него. Вот Отум точно был не дурак. Псих – возможно, но не дурак. Я все еще чувствовал его в своей голове. Он мог бы разобрать мои мозги и собрать заново, так, как ему хочется.

(чего бы он хотел от меня?)

– Время вышло, – объявил Отум.

– А у нас расписание?

– Нет, у нас горит в задницах. Пошли.

Я расслышал тихий, разочарованный вздох Миико. Похоже, в заднице из нас троих горело только у одного Отума.

Мы достигли верхней точки дуги моста (Миико замер, заценивая вид, но уже спустя секунду на него рявкнул Отум) и теперь шли под уклон. Я попытался приблизиться к Миико, но он отступил, помня о своем новом хозяине. Злость вспыхнула и сразу погасла, оставив горстку пепла. Миико свободен выбирать себе спутника, я признавал это. Но почему мне казалось, что он как что-то легкое, вроде перекати-поля? Достался тому потоку ветра, что был сильнее, и начал перемещаться в соответствии с ним. Просто подчинился, как если бы был лишен выбора и предпочтений. Я не знал, что злило меня больше: его покорность или моя собственная слабость. Так имел ли я право сердиться на Миико, будучи не способным разобраться в самом себе?