Гнилая интеллигенция и аферизмы - [3]

…И вот проходит бездна лет, и мы встречаемся в Москве. Он стоит возле своего «мерседеса» и благодушно улыбается мне. Я подошел, потрясаясь больше всего не его «мерседесу», не костюму под цвет машины, а черной бабочке на его груди. Далеко же он ушел от своей тельняшки! Этого я никак не ожидал.

Мы как бы горячо обнялись. Я с некоторой тревогой подумал: неужели он опять вспомнит о гнилой интеллигенции?

— Из нашего класса только мы с тобой вынырнули в Москве, — сказал он, очень широко улыбаясь и призывая меня к взаимной гордости.

Когда человека слишком давно не видел, почему-то обращаешь внимание на его зубы, словно пытаешься выяснить — то ли жизнь обломала ему зубы, то ли он ей. Он сохранил свои прекрасные зубы, их как будто даже стало больше.

— Да, — согласился я, — а кем ты работаешь?

— Я директор ресторана… — с удовольствием назвал он его, — слыхал?

— Кто же не слыхал, — ответил я, хотя слыхом не слыхал об этом ресторане.

— А что ты троллейбуса ждешь, — с иронической улыбкой спросил он у меня, чтобы быть поближе к народу?

Подбирается к гнилой интеллигенции, оторванной от народа, подумал я.

— У меня нет машины, — сказал я и поспешно добавил, чтобы избежать кривотолков, — не люблю технику.

Он насмешливо кивнул головой и вдруг вспыхнул:

— Как здорово, что мы встретились! Я давно мечтаю украсить стены моего ресторана аферизмами и стишками, короткими, но смешными. Сочини! Я тебе хорошо заплачу, если понравятся!

— Какими аферизмами? — спросил я, делая вид, что заинтересовался его предложением.

— Вроде таких, — сказал он, сосредоточиваясь: — «Куй железо, не отходя от кассы» или «Если ты такой умный, почему у тебя нет денег?». Но только не эти, а новые.

— А такой аферизм подойдет? — спросил я у него: — «Если у тебя есть деньги, зачем тебе ум?».

— Нет, — сказал он, чуть подумав, — среди моих клиентов немало богатых людей. Могут обидеться.

Я приступил к штурму стен его ресторана.

— А такой аферизм подойдет? — спросил я: — «Чем меньше птица, тем красивей она поет».

— Точно! — воскликнул он радостно. — Например, дрозд! Как пели дрозды в Абхазии!

Дуновение ностальгии на миг соединило нас, и этот миг был прекрасным. Но, подумав, он вдруг нахмурился.

— К сожалению, не подойдет, — сказал он.

— Почему? — спросил я, и в самом деле удивляясь.

— Понимаешь, — вразумительно сказал он, — среди моих клиентов бывают большие люди. Они подумают, что это намек на то, что они большие птицы и поют, как страусы. Это им будет обидно! Представляешь, как безобразно поют страусы!

Казалось, он покинул страусиную страну, не выдержав их пения.

— Сколько лет ты в Москве? — спросил я, как выяснилось, на свою голову.

— Пятнадцать, — сказал он с удовольствием, видимо, считая, что точно и мягко уложился со своими планами в эти годы, — а ты?

— Сорок, — ответил я несколько уныло, потому что был не уверен, уложился ли я со своими планами в эти годы.

— За сорок лет, — сказал он сокрушенно, давая знать, что стаж далеко не всегда все решает, — можно было научиться надевать носки под цвет брюк.

Я обрадовался, что дело только в таком микроскопическом несоответствии. И как он это успел заметить! Я же не в шортах!

— У тебя в «мерседесе» случайно не завалялись черные носки? — спросил я с непосредственностью идиота, — я бы заменил свои.

Он не обиделся за свой «мерседес», а только иронически взглянул на меня. Так, вероятно, капитан крейсера взглянул бы на рыбака, спросившего его на пирсе: братишка, нет ли у вас на крейсере завалящего весла.

— Ты все шутишь, — вздохнул он, — хотя однажды в школе чуть не дошутился с учительницей грузинского… До сих пор не пойму, как она тебя простила.

— А такой аферизм подойдет? — ринулся я в новую атаку: — «Хороший аппетит в молодости — праздник молодости. Хороший аппетит в старости — праздник маразма».

— Ты что, разорить меня хочешь? — тихо спросил он. — А еще земляк, одноклассник.

— А что? — спросил я.

— Как что! — повысил он голос. — Среди моих клиентов немало старых коммерсантов. Они приходят хорошо покушать, в меру выпить. А ты — праздник маразма! Последнюю радость у людей отнимаешь! Учти, им даже молодые бляндинки не нужны!

— Обязательно учту! — заверил я его.

Он хорошо говорил по-русски, но последние его слова прозвучали с рыдающим акцентом. От волнения, что ли?

Впрочем, я признал его правоту. Такой аферизм в самом деле неуместен в ресторане.

— После того, как я украшу твой ресторан, — сказал я с крохоборской озабоченностью, — я этот аферизм продам молодежному кафе.

— И в молодежном кафе нельзя! — твердо возразил он, словно уже был назначен надзирать за аферизмами всех питейных заведений.

— Почему? — взревел я, как бы впадая в истерику от цензуры.

— Нельзя молодежь и стариков сталкивать лбами, — пояснил он со знакомой интонацией советских редакторов, — тем более перед тарелкой. Учти, что идея моя!

— Какая идея? — удивился я.

— Идея писать аферизмы на стенах ресторана. Мы заключим с тобой договор, что ты не будешь давать аферизмы в другие рестораны.

— Ну хотя бы аферизмы, которые не подходят тебе, я могу продавать в другие рестораны? — взмолился я.

— Нет, — сказал он жестко, но потом добавил: — Я их буду покупать и прятать. Но в книгах можешь использовать. Все, кроме тех, что будут на стенах моего ресторана. Учти, я хитрый.