Гнездышко - [11]

Алиса ушла, так и не повидавшись с младшей сестрой, которая из-за какого-то странного смущения заперлась в их единственной спальне. Сквозь закрытую дверь она прокричала: «Не входи, я голая и в татуировке! Да, лапочка моя, до вечера, увидимся за ужином! Тихонечко, тихонечко! А потом пойдём в кино! Да, лапуля!»

Алиса потеряла терпение и ушла, облачившись в чёрное и опустив на нос маленькую креповую вуальку.

Бессознательно она избрала свой обычный маршрут. Походка её была размашистой и уверенной, как в те времена, когда она, оставив невинные забавы родного гнёздышка – болтовню, праздную тишину, курение, – возвращалась к мужу и их общему обиталищу. В зеркальной витрине магазина она увидела, как издали к ней приближается высокая изящная женщина в трауре, задравшая нос и словно соизмеряющая свой шаг с ритмами какой-то музыки. «Смотри-ка, а платье моё коротковато», – решила она. Чёрные чулки облегали её породистые стройные ноги. Ей послышался ласковый голос Мишеля: «Куда же это ты собралась, моя бесконечная?» Воспоминание было столь живо, что она налетела на столик уличного кафе и больно ушибла себе палец ноги. Прежде ей было невозможно себе представить, что отсутствие Мишеля, смерть Мишеля и её собственное горе утвердятся в ней так нескоро и будут пребывать на некоем постоянном уровне, став достоверной реальностью, которую не смогут потеснить ни сон, ни события жизни. Полное смятение… И какое дать ему имя? Порой ею овладевал приступ тупого забвения, полного забвения его кончины: «Да, надо будет поставить подкладку на его летнее пальто…» Но тут жестокая память пробуждалась, заливая краской лицо Алисы. Порой откуда-то издалека являлись и с лёгкостью утверждались в ней полнейшая неблагодарность и безразличие женщины, никогда не имевшей ни мужа, ни любовника, не имевшей Мишеля, не оплакавшей умершего. «Во-первых, умершего не оплакивают, его забывают или находят ему замену, если не умирают сами от его утраты!» В эти краткие минуты душевной чёрствости она пыталась стыдиться себя самой, но та Алиса, что была более умудрённой жизнью, помнила: женщина стыдится лишь тех чувств, что она выказывает, а не тех, что испытывает…

«О, они невозможно хороши, эти влажные луговые купальницы…» Она уже открыла сумку, чтобы купить сноп крупных, жёлтых, глянцевых купальниц, пропитанных проточной водой… но вспомнила о своей консьержке, о Неспящей – особе строгих правил… «Может быть, из уважения к этим дамам мне не следует покупать ничего, кроме крашеных иммортелей? Ну уж я их выдрессирую…»

Впрочем, она безропотно мирилась и с той, и с другой. Ожидая в темноте, пока спустится лифт, она услышала донёсшиеся из комнатки консьержки слова осуждения: «Коротенькая вуалетка вот досюда, такой едва ли достаточно и для траура по дядюшке!» Неспящая, приходящая и бесполая прислуга, упорно разглядывала Алису, пытаясь обнаружить на её голове белую вдовью повязку, а на руках – чёрные нитяные перчатки. Её участливость проявилась в единственном вопросе:

– Не угодно ли мадам, чтобы я приготовила ей отвар из трав?

Алиса едва не расхохоталась. Однако её неуместная весёлость была непродолжительной… Оказавшись в своей супружеской квартире, где все окна были распахнуты навстречу майскому солнцу, она ощутила горечь и раздражение и тщетно пыталась обнаружить следы вчерашнего страха и блуждающий призрак бесплотного Мишеля. «Я хотела привести в порядок бумаги… Какие бумаги? Все досье Мишеля в порядке, я знаю. Вот папка с делами по управлению «Омниум-Синема» в Сан-Рафаэле, а эта – по Театру Молотка в Монпелье, эта – по галерее Пера и Кисти в Лионе, по Средиземноморскому Кольцу… Катастрофические счета по Крансаку… Итог жалкой и короткой жизни нуждающегося, довольно легкомысленного, довольно трудолюбивого, часто падающего духом человека, которого я подбадривала… Из моего здесь наброски, эскизы костюмов к "Королеве Элеоноре". Два платья, два пальто…» Она облокотилась о подоконник, глядя вниз на улицу, где не было магазинов: «Мне отсюда ничего не нужно. Ничего не люблю, ни к чему не питаю отвращения… Откуда же эта боль?»

– Мадам будет обедать здесь?

Алиса резко обернулась:

– Нет-нет, я обедаю с сёстрами. Понимаете…

Она внезапно умолкла, ощутив какой-то странный упадок духа, но Неспящая нашла это, по-видимому, вполне естественным, покачала своей увенчанной тусклыми волосами головой и подняла руку:

– Разве я не понимаю!.. Ну а вечером мадам будет ужинать здесь?

Алиса ожидала этого вопроса и тем не менее вздрогнула:

– Нет-нет… Сейчас мне лучше побыть у сестёр. Там и переночую. Кстати, я не собираюсь снова устанавливать тут телефон… Вода горячая? Я быстренько искупаюсь.

Ей хватило четверти часа. Несмотря на горячую воду, её бил озноб. Она не прикоснулась к бежевой пижаме, висевшей в ожидании Мишеля на крючке в ванной, и очень осторожно достала из футлярчика-гробика опалового цвета зубную щётку, лежащую рядом с щёткой Мишеля. Затем она сложила чемодан, перекинула через руку чёрное пальто и, чтобы быть уверенной, что ничто её не задержит, оставила настежь распахнутой входную дверь, отдавая Неспящей распоряжения по уходу за квартирой.