Гнездо желны - [18]

— Ладно, я сдаюсь, — заявляет наконец Оля. — Не знаю, где он засел, но все наши средства и инструменты до вредителя попросту не достают. Давайте тогда пойдём от обратно.

— А от обратного, это как? — любопытствует Лера, поправляя заколки на своих коротких светлых волосах.

— Попытаемся избавиться от лиц. Глядишь, найдём след или заставим показаться этого древоточца.

— Да ты как будто знаешь, как от них избавиться! — подаю я голос, скрещивая руки на груди. — Я такого раньше не видела и о подобном не читала. Как заставить исчезнуть призрачные лица?..

— Любому действию есть противодействие! Нужно лишь понять, что им может не нравиться.

— Будь я лицом, — углубляюсь я в рассуждения, — мне было бы очень неприятно, если бы меня стал кто-то обзывать… Когда всё, что у тебя есть — это нос со ртом и два глаза, то поневоле начинаешь их ценить безмерно, за неимением чего-то другого. И грубые слова уязвляют вдвое сильнее.

Со стороны Гаврилы раздаётся короткий смешок.

— Ну давай! — с сомнением велит Ольга. — Твоя идея, ты и пробуй!

Я приближаюсь к стене, взглядом скольжу по портретам, пока не останавливаюсь на одном, который кажется мне довольно примечательным. На нём изображён высокий рыцарь в потемневших латных доспехах и с полутораручным мечом. Забрало его блестящего шлема с пышным красным плюмажем поднято, а на месте лица — лишь искажённая криком гримаса с закрытыми веками.

— До чего же ты уродлив! — несмело начинаю я шептать портрету. — Кожа вся висит, глаза западшие, рот огромадный, а губы тонкие, как две веточки! На тебя даже смотреть жутко! Встретишь такую рожу ночью в тёмном переулке — убежишь, сверкая пятками!

Лицо на картине никак не реагирует, будто не слышит. Это подстёгивает меня ещё больше, и тут я уже завожусь не на шутку.

— Да ещё и к такой страшной физиономии подобрал себе портрет под стать! Доспехи грязные, и ноги кривые — будто по ним кто-то палкой прошёлся! Небось и за самими этими доспехами ещё и такие уродства есть, что неохота даже латы снимать! Ну и висеть бы тебе в самом тёмном углу подвала, а не посередине аудитории!..

Я не свожу с картины взгляд, но лицо даже не шевелится. Так и остаётся недвижимым.

— Ладно тебе, Варька, хватит грязными словами язык пачкать, — поморщившись, просит Анфиса.

— Есть у тебя ещё идеи? — интересуется Оля, с любопытством наблюдающая за мной со стороны.

— Есть одна! — восклицаю я. — Никакому лицу не понравится, если будут его царапать!

Я начинаю драть портрет своими короткими, но острыми ногтями. Забыла их недавно подстричь, а вон как по итогу они пригодились!

Краска скатывается комками и забивается мне под ногти, но я не обращаю на это внимания, а только продолжаю свои варварские действия. Со стороны учительского стола начинает недовольно ворчать Андрей Васильевич, возмущённый тем, что портят школьное имущество, а вернее, работы его учеников. Но Анфиса лишь единожды шикает, и директор замолкает.

А тем временем моя идея начинает давать плоды!

Изрезанное царапинами лицо неожиданно распахивает глаза и начинает кричать. Нет, даже не кричать, а вопить! Вопить жутко и протяжно, будто его терзает реальная боль. Мне становится так не по себе от этого крика, что я спешно отскакиваю в сторону и замираю на месте, слыша, как ходуном ходит сердце в груди.

— Что ты наделала? — испуганно пищит Гаврила, как сжатая резиновая игрушка. — Ему это явно не понравилось!..

Лица на всех картинах в аудитории открывают свои веки, под которыми чернотой сочится пустота глазниц. Из их прежде немых ртов вырывается единый протяжный горестный плач, охватывающий в одночасье весь кабинет. От этого чудовищного воя стёкла звенят в окнах, а маленькая Лера зажимает себе ладонями уши.

Директор что-то испуганно бормочет со своего места, наполовину спрятавшись за столом и побелев как полотно. Сидевший в углу парень, едва успев подхватить свой рюкзак, пулей вылетает из аудитории с выпученными глазами.

А через полминуты всё это резко обрывается. Крик замолкает, и лишь последние его звуки ещё дрожат в оконных стёклах и мечутся в прозрачных плафонах люстры высоко под потолком.

Лица один за другим исчезают со всех портретов в аудитории.

Глава 4 Валафамида

Дома непривычно пусто. Обыкновенно мы стараемся кого-нибудь из членов семьи всегда оставлять в гнезде на всякий случай, но в этот раз Инесса всех нас проводила в художественную школу, и сама тоже куда-то убежала. Ближе к полднику в замочной скважине на двери нашей детской раздаётся шуршание ключа, и через пару секунд в прихожей появляется тётушка, отряхивая свою чёрную юбку и блузку от налипшей на неё белой шерсти.

— А, вы уже вернулись домой? — едва заметив нас, сидящих в комнате Анфисы, спрашивает Инесса, вешая свой медный ключ на шею и убирая его под одежду.

— Ой, тётушка! — Лера бросается ей навстречу, расставив руки в разные стороны. — Мы сейчас тебе такое расскажем!..

— Да неужели, мой птенчик? — Инесса ловит племянницу в объятья и ласково ворошит пальцами её светлые волосы. — Как прошёл сегодня ваш день?

— Мы прогнали лица! — гордо отвечает Лерочка, широко улыбаясь и блистая чёрным провалом на месте клыка, который выпал у неё совсем недавно. Глядя на такую улыбку, очень сложно бывает порой не улыбнуться в ответ, и тётушка Инесса тоже расцветает, любуясь своей радостной племянницей.