Гнездо орла - [120]
— Перенести, — пробормотал Гесс. — Перенести, конечно. «Съезд Мира» нельзя отменять.
— Да, «Съезд Мира». — Гитлер засмеялся. — Не радует меня твое настроение.
— Что тут может радовать?.. — поморщился Гесс. — Ты готов к тому, что Англия объявит нам войну? В мягкой форме, конечно.
— Что значит… в мягкой форме? Зачем ты мне это говоришь? — мгновенно вспылил Гитлер.
— Чемберлен не самоубийца, — спокойно продолжал Рудольф. — Пока его не сменят, бояться нечего. Просто ты должен быть готов. Если удастся нейтрализовать Францию, мы начнем с англичанами воздушную войну. При минимуме потерь на земле, при отсутствии жертв среди гражданского населения это будет достойное сражение… И я хотел бы участвовать в нем. Если все же не удастся достичь мира, — добавил он уже еле слышно.
Гитлер вскочил:
— Что?! В чем участвовать? Тебе снова полетать захотелось? Что ж! Идеальное решение! Сразу всех проблем! Да что же это такое?! Два человека — двое, которым я верю, как себе, и оба… черт знает что вытворяют! В самый ответственный момент! Когда нужна холодная голова! Расчет! Воля!!!
— Если ты о Роберте… — начал Гесс.
— Не говори мне о нем! — Гитлер в ярости пнул ногой кресло. — Он развлекается! В такой момент! Теперь ты…
— Не кричи, пожалуйста, — попросил Рудольф. — У меня очень голова болит.
— Хорошо, хорошо. — Гитлер снова сел. — У меня просто нервы сдают из-за таких демаршей. От своих вечно не знаешь чего ждать.
— Если мы справимся с Польшей до конца сентября, дело будет сделано наполовину, — сказал Гесс. — А разговор этот я начал, чтобы ты заранее выпустил пар. И по поводу возможного ультиматума запада, и по поводу Лея.
Гитлер молча кусал губы. Гесс всегда открывал перед ним то, что его собственная воля предпочитала держать под замком. Да, Англия может начать войну, тем более если премьером станет его антагонист и ненавистник Черчилль. И Гесс может сесть в самолет и погибнуть в первом же бою над Ла Маншем. И Лей может еще бог знает что вытворить. Впрочем, его негодование по поводу Роберта было несерьезно. Он понимал, что, несмотря на грубый отказ заниматься «рабской силой», Лей уже занялся ею, в своем обычном экзальтированном стиле. Вообще, Роберт с годами стал ему понятней и как-то по-особенному, по-человечески, ближе. В то время, как Рудольф…
В самом начале их дружбы его Руди был как большой светлый дом, с открытыми дверями во все комнаты. Но теперь, здесь, в Бергхофском «фонаре», молча глядел в ночь настоящий тевтонский замок, полный сложных переходов, темных, никогда не открывающихся залов, и, возможно, сам не ведающий того, что еще укрывают в себе его собственные стены.
— Руди, обещай мне одно… Дай мне слово. Здесь и сейчас! Поклянись — никогда не предпринимать ничего без моего ведома.
Гесс удивленно повернулся:
— Откуда такое странное подозрение? Конечно. Обещаю.
О том, что колонна достигла лагерных ворот, Лей догадался по тому, как зачастили удары прикладов, сгоняя людей теснее друг к другу, и по усилившемуся собачьему лаю, от которого звенело в висках.
Последние километры он шел, не поднимая головы, опасаясь головокруженья и сберегая силы, чтобы все же попасть за ворота.
А поскольку он-таки туда попал, то церемония «встречи», отработанная годами, тоже была изменена. Обычно у самых ворот вновь прибывших встречало эсэсовское «приветствие» в виде ледяной воды из нескольких шлангов, града камней или экскрементов. «Сухим» из такой «воды», естественно, не выходил никто. Эту колонну пропустили, не «поздоровавшись».
Затем следовали стрижка наголо, душ с дезинфекцией, для новоприбывших анкетирование. Стрижку и анкетирование отложили; в душ разрешили идти желающим. Всю колонну разделили на две и развели по баракам. Это было наивысшей «гуманностью»: люди просто рухнули на нары, а часть — на пол. Этих поднимали пинками.
Наконец, дали напиться. Охранники внесли в барак ведра и поставили все в одну кучу. Люди, собрав последние силы, ринулись к воде. Началась свалка. Охранники стояли у стены и смеялись. Кто-то крикнул: «Товарищи, спокойно! Все встанем в очередь! Спокойнее! В очередь!» Стало тише. Лей не видел того, что происходило. Он просто лежал, закрыв глаза. Близость воды вызывала у него нарастающее озверение, от которого сводило живот. Продлись это состояние еще немного, и он мог бы утратить контроль над собой… Кто-то его потрогал за плечо: «Хотите пить? Возьмите». Ему что-то протянули. Он взял обеими руками и сделал четыре глотка.
— Жена мне положила мыльницу, вот половинка только и осталась, — произнес тот, кто дал ему воды.
Половинку от мыльницы тут же забрали. Заключенные наливали воду в то, что при них еще оставалось, и делились с теми, кто не мог встать.
«26 августа, 1939 года.
Дорогой друг, я уверен, что настоящий поворот произошел отнюдь не в это лето и даже не в 33-м году, когда этот человек получил власть. Жуткие формы современного ведения войны сделают благоразумный мир невозможным — нужно было предотвратить ее начало. И сейчас еще не поздно: кое-какие изменения в Польском Коридоре через Восточную Пруссию и долговременное соглашение между Германией и Польшей, базирующееся на значительных территориальных изменениях в сочетании с популяционными изменениями греко-турецкого типа, оттянули бы сроки этой бойни, которая обещает стать чудовищной. „Отсрочка“ могла бы быть использована только для одного: физического устранения Г. Ты прямо спрашиваешь, есть ли в Германии реальные силы, способные взять это на себя. Отвечаю с уверенностью: есть, безусловно. Как безусловно и то, что „отсрочка“ после совершения задуманного будет использована этими силами лишь для „перестройки рядов“ и лучшей организации вторжения. Те же, кто не хочет войны и не начнет ее ни при каких обстоятельствах, тому благоприятствующих, никогда не пойдут на прямое насилие в отношении даже такого человека. В том-то и парадокс. Тот самый нравственный тупик, из которого я вижу для себя только один далекий и туманный выход: внутреннее сопротивленье, протест в любой из ненасильственных форм.
Название этой книги требует разъяснения. Нет, не имя Гитлера — оно, к сожалению, опять на слуху. А вот что такое директория, уже не всякий вспомнит. Это наследие DOS, дисковой операционной системы, так в ней именовали папку для хранения файлов. Вот тогда, на заре компьютерной эры, писатель Елена Съянова и начала заполнять материалами свою «Гитлер_директорию». В числе немногих исследователей-историков ее допустили к работе с документами трофейного архива немецкого генерального штаба. А поскольку она кроме немецкого владеет еще и английским, французским, испанским и итальянским, директория быстро наполнялась уникальными материалами.
Книга представляет психологические портреты десяти функционеров из ближайшего окружения Гитлера. Некоторые имена на слуху до сих пор, другие – почти забыты.Елена Съянова извлекла из архивов сведения, добавляющие новые краски в коллективный портрет фашизма в целом и гитлеризма в частности. Зло творилось не только выродками и не только в прошлом. Люди, будьте бдительны! – предостерегает эта книга.
В своей новой книге писатель, журналист и историк Елена Съянова, как и прежде (в издательстве «Время» вышли «Десятка из колоды Гитлера» и «Гитлер_директория»), продолжает внимательно всматриваться в глубины веков и десятилетий. Судьбы и события, о которых она пишет, могли бы показаться незначительными на фоне великих героев и великих злодеев былых эпох – Цезаря, Наполеона, Гитлера… Но у этих «маленьких трагедий» есть одно удивительное свойство – каждая из них, словно увеличительное стеклышко, приближает к нам иные времена, наполняет их живой кровью и живым смыслом.
Книга вобрала в себя статьи, опубликованные в журнале «Знание-сила» в 2010–2012 годах. Статьи написаны учеными-историками, работающими в ведущих университетах Москвы, Саратова, Самары докторами исторических наук, профессорами Виктором Безотосным, Владимиром Земцовым, Андреем Левандовским, Анатолием Садчиковым, Николаем Троицким, Оксаной Киянской, Анастасией Готовцевой и, к сожалению, умершим в 2010 году Михаилом Фырниным. Есть в сборнике статья известного популяризатора истории, кандидата исторических наук Елены Съяновой и статьи знатоков отечественной истории, писателей Михаила Лускатова и Салавата Асфатуллина.
Место и время действия — Германия, 1930–1931 годы: период стремительного взлета НСДАП. Имена большинства центральных персонажей печально знакомы нам с детства. Однако таких Гитлера, Геринга, Геббельса, Гесса — молодых, энергичных, нацеленных в счастливое будущее — мы еще не встречали ни в литературе, ни в кино.Каждая сцена книги Елены Съяновой основана на подлинных документах из труднодоступных архивов; внимательный читатель обнаружит здесь множество парадоксальных параллелей с ситуацией в России начала XXI века.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.