Гнев Шибальбы - [25]

— А Ицамна, статуэтка?

— Вероятно, она действительно была древней реликвией майя. Дон Эрнан всегда считал, что подобные предметы должны находиться в музеях, а не в частных коллекциях. После нескольких визитов в музеи Штатов он также пришел к убеждению, что будущее за совместным владением и разделением ответственности за старинный экспонат между такими учреждениями, как музеи, и людьми, которым экспонат первоначально принадлежал.

Так или иначе, дон Эрнан узнал об Ицамне и сказал о ней Диего. Они начали разыскивать ее, и Диего нашел ее первым. Тот день положил конец их дружбе и стал для меня самым печальным днем.

Шейла взглянула на свой пустой бокал и позвонила в колокольчик, чтобы вызвать горничную. Но вместо горничной появилась Монсеррат.

— По-моему, Шейла, тебе хватит, — сказала она.

Шейла выглядела расстроенной. Монсеррат кивнула мне и вышла из комнаты.

— Мне, наверно, пора, — сказала я, констатируя очевидное. — Спасибо за гостеприимство.

— Не думаю, что вы придете к нам снова, — сказала она с некоторой грустью.

— Ну что вы, — сказала я, на мгновение забыв, что нахожусь под домашним арестом.

— Где вас найти?

— «Каса де лас Буганвильяс».

— Где жил дон Эрнан. Мне рассказывали, что это чудесное место.

Мы пожали друг другу руки, и я направилась обратно в гостиницу. Я понимала, почему Шейла впустила совершенно незнакомого человека в дом в такой поздний час. Этой женщине было очень грустно и одиноко.

Но в нашем разговоре было нечто, что не давало мне покоя, пока я ехала обратно в отель. На полпути я вдруг осознала, что Шейла все время говорила о доне Эрнане в прошедшем времени.

А еще я вспомнила, где видела Монсеррат: по телевизору, в толпе на похоронах Луиса Валлеспино.

Я припарковала «мерседес» на боковой улице, и, прошмыгнув по тротуару, влезла на стену, оттуда — на дерево и через окно — на стул в ванной.

Тут я и заметила свет из-под двери ванной комнаты в моем номере. С мрачным предчувствием я открыла дверь.

На моей кровати сидела Иза с красными от слез глазами.

— Дон Эрнан мертв, — произнесла она.

Маник

Дона Эрнана нашли уборщицы на полу его кабинета в музее. Он лежал, согнув колени, туловище и голова в смертельном оцепенении были обращены к двери. Его поза напоминала карикатурное изображение Чак-Муна, охраняющего храм Воинов в Чичен-Ице.

Он был заколот прямо в сердце. В его кабинете было очень мало крови. Орудие убийства найдено не было.

Сантьяго Ортису Мендесу, как одному из старых друзей дона Эрнана, досталась незавидная роль: утром следующего дня он должен был отправиться на идентификацию тела. Мы с Изой сопровождали его. Мне разрешили присутствовать, на этом настаивал сам майор Мартинес. Франческа осталась в гостинице, чтобы сообщить печальные вести постояльцам.

Это был маник, день оленя, день охоты и день, если вольно использовать аналогию, когда мне стало совершенно ясно, что устроенная доном Эрнаном охота за тем, что написал этот неуловимый кролик, была не причудой пожилого человека, а игрой в мяч на поле Чичен-Ицы, состязанием не на жизнь, а на смерть, в котором проигравший расплачивается жизнью.

Мы взяли семейный микроавтобус Ортисов, приспособленный для кресла-каталки дона Сантьяго, и отправились в морг.

Когда мы прибыли, нас уже поджидал майор Мартинес. Предвидя это, дон Сантьяго еще в микроавтобусе предложил мне дать ему — дону Сантьяго — десять песо и нанять его в качестве моего адвоката. Прежде чем поступить в дипломатический корпус, он учился на адвоката, и, несмотря на то что выбранной им сферой деятельности стало международное право, мы все сошлись во мнении, что если у Мартинеса возникнет законная потребность допросить меня, будет неплохо, если рядом будет дон Сантьяго.

Мартинес повел нас по стерильным коридорам и ступеням в подвал, затем к окошку с надписью «Регистрация», за которым сидел молодой человек, энергично поедая лепешку тако с начинкой, скорей всего, из свинины, если, конечно, обоняние меня не подводило, в чем я, находясь в морге, не могла поклясться. Красно-коричневая жидкость каплями стекала по его подбородку и капала на лист вощеной бумаги на столе. Очевидно, работа в морге не у всех вызывает отвращение к еде.

Мартинес быстро показал свой значок, нас всех переписали, и молодой человек испачканным в жире пальцем ткнул кнопку, открывая расположенную за его спиной дверь. Мы проникли в самое сердце морга.

Следуя за Мартинесом, мы вошли в комнату с расположенными вдоль стены холодильными шкафами, где хранились тела. Воздух здесь мне казался холодным и влажным, и я увидела, что Иза дрожит. Как бы там ни было, я не могла определить, действительно ли в той комнате было так холодно.

Молодая женщина в лабораторном халате выдвинула ящик с телом дона Эрнана, и перед доном Сантьяго предстало для опознания его лицо.

Полагаю, все мы до этого момента еще надеялись, что это ошибка, что, когда ящик будет открыт, мы увидим совершенно незнакомого нам человека.

Но этого не случилось. Сантьяго молча кивнул, и нас быстро повели обратно. У Сантьяго дрожали руки, когда он поправлял плед, укрывавший его ноги. Иза положила ему на плечо руку, когда мы шли назад к молодому человеку с тако. Молодой человек, в свою очередь, казалось был несколько раздражен тем, что его обед прерван во второй раз, но снизошел до нас и вручил Мартинесу коробку. Затем нас проводили в небольшое помещение, где стояли стол и пара стульев, и попросили осмотреть содержимое коробки.