Гнев. История одной жизни. Книга первая - [38]

— А как же иначе?

— Раскинем умом. В этом отношении наш район — одна из лучших баз снабжения. Только надо пошире открыть глаза и приглядеться к землякам, к богачу Раис Туджару. Половина Миянабадской долины в его руках. Сотни вооруженных всадников размахивают плетями над головами тысяч рабов. У наемников Раиса и винтовки, и лошади, и деньги. А всадники помещика частенько ездят поодиночке. Проследи за одним, подкарауль… Разнежится, расположится на отдых, — уведи у него коня, а заодно и винтовку прихвати. В общем, надо уметь. Этот же прием применить надо и к боджнурдским «благодеятелям». Вот так, друзья!

— Господин учитель, а если нас сочтут за разбойников?

— Скажите: мы не воруем, мы делимся… Берем лишнее, чтобы не испортилось! — Ареф засмеялся. — А сейчас надо будет срочно доставить Худайберды вот эту записочку.

— Есть — доставить записочку, господин учитель!

— Аллах поможет, а главное — осторожнее и не теряйте времени!

Бежим по прибрежным зарослям, путаясь в высокой траве. Бежим и звезды бегут над нашей головой. Останавливаемся отдохнуть — и звезды отдыхают, стоят на месте, будто играют с нами. Но мы на них не обращаем внимания — они далеко от нас. Бежим, переполненные радостью. Да еще какая радость! Брать, у кого слишком много! Ох, господин учитель, давно бы так сказал! А то — читай, агитируй… Ожидай у моря погоды!

«О, ты моя путеводная звезда! Разбудила меня от долгого сна. Слава тебе, Арефе Миянабади!» — эта мысль не покидает меня всю дорогу.

У входа в село нас встречает разведка Ходоу и ведет за холмы, к горе Шахджахан. Ходоу со своим отрядом в восемь человек сидит на роскошном зеленом ковре природы, в ногах у него покрывало неба, а над головой тысячу-тысяч светильников. Узнав о нашем прибытии, он велит разжечь костер, накормить нас, а заодно, при свете огня, прочесть записку. И вот сидим мы — десять «разбойников» у яркого пламени. Я передаю записку Арефа воинственному Ходоу. Он — среднего роста, в широком халате, подпоясан кушаком. На голове лохматая папаха из овчины, на ногах мягкие сапоги. Глаза у Ходоу горят, как у барса, в глазах танцуют светлячки. Видно, что слова

Арефа произвели на него сильное впечатление. Медленно он докапывается до их истинного смысла, и, наконец, все понял. Вдруг он начинает громко хохотать.

— Забирай оружие и лошадей! Мы не берем и не воруем, а делимся с тем, у кого слишком много! — затем прибавляет строго: — Молодец, Ареф!

Ходоу сворачивает записку и бросает ее в костер. Говорит:

— Передайте Арефу, что слова его — самые верные слова. Сегодня же мы приступаем к делу. А сейчас садитесь, угостим вас пищей аллаха.

Мы поели и собираемся в обратный путь.

Ох, как не хочется расставаться с этим маленьким, еще невооруженным отрядом. Худайверди и его товарищи сделались мне настоящими друзьями. Особенно поразил меня Ходоу. Его черные большие глаза, высокий лоб, бодрое настроение и, главное, простота притягивали к себе какой-то магической силой. За таким пойдет народ хоть на край вселенной.

— До свидания, друзья. Счастья вам!

— До свиданья, Ахмед, и ты, наш друг, почтальон. Аллаха возьмите в спутники, а Арефу и всем друзьям — привет.

В Миянабад мы возвращаемся на восходе солнца. Половина города еще спит и учреждения закрыты, но я иду на почту и терпеливо ожидаю, когда придет чиновник. Я набиваю свою сумку письмами, газетами и — в путь. Мне не терпится, побыстрее добраться бы до Киштана, сообщить Мухтару о новом распоряжении Арефа. С пузатой сумкой выхожу я из Миянабада и направляюсь по боджнурдской дороге. Идти тяжело: ноги и голова гудят, веки склеиваются. Ведь я не спал нынче ни секунды.

В доме у Мухтара я устало опускаюсь на скамейку, снимаю сумку и начинаю рассказывать по порядку. Мухтар ошарашен: от волнения не может сидеть на месте. Он ходит по комнате, сунув руки в карманы. Мне кажется, что скажи сейчас ему: вон едет всадник с ружьем!.. и Мухтар выскочит на дорогу, бросится на ездока с голыми руками.

— Да, да, Мухтар! — повторяю я торжественно. — Забирать, у кого слишком много, чтобы не испортилось!

— Дорогой, Гусо! Это очень хорошо! — нервно говорит Мухтар. — Хватит бездействовать. Одно только плохо, ворами и разбойниками называть будут.

— А ты как думал! Хочешь грабить господ, да еще чтоб они тебя пророком Мухаммедом называли. Если боишься — не выходи из дому, помогай маме прясть шерсть и кислое молоко делать.

— Ну, ладно, не ворчи! — Мухтар беззлобно хлопнул меня по плечу…

НАРОД ВЗДОХНЕТ — БУДЕТ БУРЯ

Он ехал на тощей каурой кобыле, да и одет был кое-как. Изрядно поношенный халат, обшарпанная шапка из овчины и чарыки заставляли думать встречных, что человек этот — небогат, и приехал в Миянабад по своим крестьянским делам. А всадник именно этого и хотел, чтобы о нем так думали. Проезжая через базар, где шныряли молодчики Монтасера, всадник нарочно останавливался возле торговцев саманом, уздечками и седлами; спрашивал цену, качал головой, а сам примечал — не навлек ли чем подозрение на казаков нового миянабадского головы? Люди, слава аллаху, не видели в нем ничего подозрительного, разговаривали по-свойски, и это окончательно ободрило его. Зеленые жгучие глаза всадника обрели спокойное выражение. Разговаривая, он не спеша поглаживал черную, курчавую бороду, пока не подъехал к кузнице. Тут он легко соскочил с седла и поздоровался с кузнецом — здоровущим стариком в кожаном фартуке…