Гнев Гефеста - [35]

Когда командир экипажа вошел в вертолет и проходил мимо, Игорь придержал его за руку.

— Куда за дынями летали?

Тот удивленно посмотрел на испытателя, но понял, что отпираться ни к чему — Игорь свой парень, — заговорщически подмигнул:

— Потом скажу. И угощу — у нас там осталось.

Измайлов помотал головой.

— Ну и нюх у тебя. Как у овчарки.

— Люблю дыни и яблоки, — ответил Игорь. — И вообще все сладкое. — Полез в карман, достал карамельки. Протянул Измайлову и Грибову. Доктор отказался.

— Я, как твой друг Батуров, предпочитаю горькое.

— Как хотите. — Игорь сунул карамельку в рот.

Качнулся, вздрогнул вертолет, и двигатель заработал. Игорь выглянул в иллюминатор. Техник убрал из-под колес колодки и дал разрешение на выруливание.

Гул усилился, вертолет тронулся с места и, набычив лобастую голову, оторвался от земли. Поплыли вниз и назад домик КДП, клумба, стреловидные тополя. А горы стали расти, приближаться. Дымка у их подножия обозначилась четче, определеннее — словно кто-то расстелил длинный бледно-голубой шарф. И солнце, будто пробудившись от рокота двигателя, высунулось из-за горизонта и потянулось ввысь. Под вертолетом бежали сады с еще не убранными кое-где яблоками, виноградники, дорога, петляющая между предгорными холмами, и селения вдоль нее с белыми аккуратными домиками. А за грядой гор уже угадывалось море: небо из лазоревого переходило в серо-голубое без видимой черты горизонта, и определить, где кончалось небо и начиналось море, было невозможно.

Вертолет неторопливо набирал высоту по кругу. Игорь зачарованно наблюдал, как меняются краски и пейзажи, то багряные, то голубые, то оранжевые, то темно-сизые — восходящее солнце и небо, скошенные поля и горы. И в груди приятно щемило от этой красоты, волновало, бередило душу и звало куда-то в неизведанное.

Грибов положил ему на колено руку. Игорь оторвал взгляд от иллюминатора и посмотрел на высотомер. Стрелка остановилась на двух тысячах — заданная высота. Последний разворот, и вертолет взял курс к полигону.

Измайлов посчитал у него пульс, удовлетворенно кивнул.

Штурман дал команду приготовиться.

Бортовой техник открыл люк. Воздушный поток рванул в отсек, закружил, завертел пылинки, занесенные обувью листья, траву. И запах дынь, яблок мгновенно сменился другим, непонятным, но очень знакомым. Небо! — вспомнил Игорь. Так пахнет только здесь, на высоте, — чуточку морем, чуточку озоном, как на земле после дождя, и самую малость ароматами осеннего леса, здешнего, южного, где созрели кизил и шиповник, айва и можжевельник, где на пеньках пробились первые россыпи опят…

Загорелась зеленая лампочка. Игорь шагнул в зев люка, прохладная волна хлестнула его по лицу, отпрянула, освобождая дорогу, и он полетел вниз.

«Один, два, три…» Он отсчитывал в уме и видел, как удаляется вертолет, как синева сменяется чернотою — его повернуло лицом к земле, — как дымит где-то костерок.

Его легонько тряхнуло — распустился вытяжной парашютах, — и тут же последовал сильный рывок. Он поднял голову и увидел над собой ярко-оранжевое треугольное полотнище, очень похожее на дельтаплан. Слышно было, как шелестит ветер, ударяясь о ткань, будто шепчет что-то ласковое, волнующее, — такое можно услышать только во сне. И бурный восторг и радость хлынули ему в грудь. Захотелось крикнуть на весь мир: «Слушайте, люди, и смотрите: я самый счастливый человек на свете!»

И он крикнул, только другое: «Э-ге-гей!»

Ему показалось, что эхо раскатилось по всей земле. Повертел головой. Слева, впереди увидел белый игрушечный автобус — санитарная машина, — около него две крошечные фигурки: не иначе Свиридов с Козловским. Ему показалось, что они машут руками. Неужто и в самом деле услышали? Вполне вероятно: здесь, наверху, где нет никаких препятствий и воздух относительно чист и разрежен, звуковые волны распространяются быстрее и дальше.

Игорь потянул за стропы слева, парашют накренился и стал разворачиваться влево. Выйдя на прямую к полигону, Игорь отпустил стропы, и парашют заскользил по направлению к санитарной машине. Ощущение было такое, что Игорь не спускается, а парит над землей подобно птице, легко, свободно, и крылья послушно несут его туда, куда он хочет, стоит только пошевелить рукой. Да и руки ли это, не крылья? Как бывает во сне: ты машешь руками, и они поднимают тебя выше и выше. Сердце замирает от страха, не гнетущего, вызывающего дрожь в теле, а сладостного, упоительного. А сейчас и страха не было — только радость, только восхищение. Ах какой умница Веденин! Парашют — чудо спасательной техники, легче и удобнее других и ткани требует меньше. А какое широкое применение найдет он в военном и спортивном деле. Жаль, не видит его Батуров, вот позавидовал бы…

Как он там? Держит ли слово? Наконец-то влюбился всерьез… Любит ли его Вита? Почему осталась в городке одна, ведет себя как-то странно… Жаль Андрея, если ему и на этот раз не повезет. Хоть и бесшабашный он парень, а товарищ надежный. Надо написать ему, может, одумается, вернется в испытатели. Что может быть прекраснее познания неба?!

Земля приближалась. Санитарный автобус увеличивался, уже хорошо просматривалась красная полоска сбоку, крест; и в стоявших около него людях нетрудно было узнать Свиридова и Козловского. К ним присоединился третий — шофер.