Гнёт. Книга вторая. В битве великой - [97]

— Пойду выручать…

… Камиля пробежала мимо дома купца Саид-Алима, ворота были приоткрыты. Старик сторож крикнул:

— Скажи народу, женщина, что могут сюда спрятаться, если начнут разгонять казаки.

Камиля присоединилась к толпе, когда та уже ломилась во двор полицейского участка. Мужчины и женщины колотили палками и камнями закрытые ворота.

— Отдайте списки!..

— Почему не берёте детей богатых?!

— Не дадим на войну своих детей!

Камиля, расталкивая женщин локтями, протиснулась вперёд, к забору.

— Богачи за деньги продают наших детей начальству!

— Не дадим сыновей!

— Не пойдём на тыловые работы, лучше здесь смерть!

Раздался выстрел, и вслед за ним стон женщины.

— Бей полицию! — крикнула Камиля и кинула камень. Как он оказался в её руках, она не помнила. Следом полетели сотни булыжников. Гремели под ударами ворота, звенели разбиваемые стёкла окон.

Вдруг с гиком, на рысях, из переулка вынырнул казачий разъезд. Раздался залп поверх голов. Толпа замерла.

— В нагайки! — скомандовал урядник.

Казаки начали избивать людей, тесня их конями. Женщины отхлынули назад, и Камиля осталась одна на тротуаре. Лошадь сбила её с ног. Бородатый казак занёс нагайку, чтобы полоснуть свою жертву. Но не успел. Чей-то кулак ударил его по руке. Это Рустам подоспел жене на помощь. Он подхватил Камилю и вынес её в переулок. Перед ними гостеприимно открылась чужая калитка и, впустив, тотчас же захлопнулась.

— Бегите, дети, к соседям, вот через этот лаз.

Едва они успели нырнуть в дыру, как в калитку забарабанили казаки.

Камиля и Рустам уже бежали по отдалённой улочке. Потом окраиной нового города добрались благополучно домой. Возле дома Рустам, спросил:

— Что, баба-богатырь, будешь ещё бунтовать?!

Она внимательно посмотрела на него. Усмехнулась:

— Буду. Муж выучил…

— Что?! Откуда такие слова?

— Откуда… Разве я не знаю, что ты и твои друзья бунтовщики? Знаю, хотите царя прогнать…

Рустам только покрутил головой.

Во дворе их встретил Кадыр.

— А у нас гость! — радостно объявил мальчик, — Ильгар пришёл… Собирает груши…

Из-за угла постройки появился юноша в солдатской форме. В руках он держал фуражку, наполненную спелыми янтарными грушами.

— Люблю медовые… — сказал Ильгар по-русски и засмеялся.

Все расположились на айване. Двенадцатилетия я дочка, любимица Рустама, принесла лепёшки, чай и дыню.

— А Ильгара на войну берут… — заявил Кадыр.

— Когда отправляешься? — поинтересовался Рустам.

— В конце месяца уходит наш стрелковый полк, Алёша уже ротой командует.

— Кругом горе, кругом беда… — проговорила задумчиво Камиля.

— Встретил я горца вчера на базаре, — рассказывал Ильгар. — Пришёл на заработки, но главное поручение ему дали старики — узнать, как у нас. Крепко ли держатся русские? В горах Сабир, Черпая Душа, распустил слух, будто Германия победила русских, все войска ушли из Туркестана. А в Чиназе уже объявился хан, зовёт: "Пора вырезать всех русских".

— Вот негодяй! А ты правду разъяснил горцу?

— Конечно. Но он и сам многое видел.

— Чиназ-то усмирили. Хан этот сдался и привёз с собою русских пленниц. А всё-таки на станции много железнодорожников успели побить.

* * *

Антонида сидела в столовой в небольшом кресле и не услышала шагов на террасе. Вошёл Изветов. Его осунувшееся лицо было спокойно, только в глубине глаз затаилась забота и боль.

Он подошёл к жене, откинул её голову и бодро проговорил:

— Я вижу на ресницах слёзы… Что это! Моя Анка упала дулом?

— Тяжко, Евгений, очень тяжко! Опять кровь. Опять муки, страдания…

— Что делать, борьба "жертв искупительных просит"… Крепись же, моя сильная, гордая Анка.

Он нежно обнял жену, поцеловал её. Спросил обычным спокойным тоном:

— А отец ничего не пишет?

— Это тоже угнетает. Ты уезжаешь, а он ищет где-то где-то своё утерянное счастье.

— Как это случилось? Почему Виктор Владимирович вдруг умчался?

— Разве не знаешь, что отец любит эту девушку, сестру милосердия, что спасла Витю. Слоним тогда при мне сказал ей: "Вы фанатик! Безумно храбрая девушка! Вы героиня". Случайно отец узнал из письма друга, что возмущённая отношением к больным и раненым солдатам, она устроила командующему такой скандал, что её чуть не расстреляли.

— Эту девушку? Сестру милосердия?..

— Для наших продажных генералов разве есть что-нибудь святое? Ладу спасло то, что она заболела тифом. Вот отец и умчался выручать её… И выручит, если сам не погибнет.

— Да… Случай исключительный. А ведь она, эта Лада, немного походит на мою отважную Дику. Как ты думаешь?

— Евгений, ты по-прежнему видишь во мне героиню.

— Так оно и есть. Ну, пойдём к ребятам, завтра отправляется эшелон.

— Пойдём. Но, Евгений… ради детей, прошу тебя, не рискуй, береги себя…

— Ясно. Ну, пошли. Слышишь, как они весело смеются?..

С момента оккупации немцами севера Франции связь Ронина с революционным центром прекратилась. Замолчало и художественное издательство, агентом которого он числился. Пришлось закрыть ателье и перебраться к дочери. Всю свою энергию он отдал теперь заботе о раненых и устройству госпиталей. Времени едва хватало на беготню по различным инстанциям. И вот в разгар этой деятельности Ронин получил письмо от Силина, в котором тот извещал о несчастном случае с Ладой.