Гнёт. Книга вторая. В битве великой - [93]

Пока ходили за муллой, солдат пересмотрел одежду Силина. Из складок пояса вынул склянку с табаком-насваем и кожаный мешочек с деньгами. В хурджуне обнаружили пачку рекомендательных писем к афганским купцам. Письма были завёрнуты в платок и заколоты английской булавкой.

Тем временем явился мулла, прочёл вслух текст молитвы, охраняющей путника от всех бед, просмотрел бумажку на свет и, передавая писарю, сказал:

— Обычная молитва. Вот у меня с собой таких несколько, для странников заготовил.

А Норбай не унимался:

— Разве мусульманин будет держать компас и закалывать платок вот этой булавкой. Ещё найдём улики.

Он схватил кошель с деньгами, но офицер сжал ему кисть руки:

— Не тронь! Как смеешь прикасаться к вещественным доказательствам! Подам на тебя рапорт высшему казн…

— А, ты хочешь выгородить шпиона! — заорал нукер. — Сам поскачу за беком, он рассудит.

Как сумасшедший, Норбай выскочил во двор, прыгнул в седло и помчался, нахлёстывая коня.

— Он может догнать бека, тогда, они вернутся на пятый день к вечеру. Вы, путник, арестованы. Будете сидеть вон в той караулке под охраной. Еда за ваш счёт. — Офицер указал на постройку, притулившуюся к старому дувалу.

— Отведи, Искандер. Хорошенько караульте. А вы, святой отец, побеседуйте с ним.

Силина отвели в саклю в одном белье. Бросили в угол кусок кошмы и старый ватный халат.

— Вот твоё место. Отсюда — никуда!

Силин сел, афганец поместился в другом углу на паласе, положив на колени ружьё. Следом за ним вошёл старик. Он стал расспрашивать узника, кто он, откуда родом и зачем перешёл границу Афганистана.

Силин как можно убедительнее рассказал свою вымышленную историю. Потом спросил старика:

— Что со мной будет? Я ничем не провинился.

— Э, если этот сын праха Норбай догонит бека и вернёт его, тебе не поздоровится, — ответил стражник.

Мулла кивнул утвердительно:

— Если бы ты оказался русским и тебя доставили в Кабул, там отпустили бы. Эмир не позволяет обижать русских. Но бек станет пытать, он умеет это делать и замучает до смерти.

Силин похолодел. Он стал предлагать старику всё своё имущество: деньги, товары и двух лошадей, чтобы тот выручил его.

— Нет, теперь нельзя, — отказался мулла. — Этот бухарец обвинит нас в измене и отрубит голову. Он здесь хозяин.

Нервная дрожь била Силина. Старик заметил:

— Э, да у тебя папатачи! Три дня будет трясти. Ложись, укройся. Я пришлю горячего чая.

Скоро весь пост узнал, что задержанный купец заболел. Стали приходить солдаты, смотрели на пленника, лежавшего с закрытыми глазами.

— Жаль, молодой, красивый, Норбай таких долго мучает, пятки прижигает.

— Обрезает нос.

— А потом голову отрубит…

— А могут на кол посадить. Скажут потом, умер от папатачи…

Силин всё слышал. На память пришли слова генерала: "Помните: попадётесь, мы откажемся от вас". Что делать? Что делать… В открытую дверь была видна Аму и на холме другого берега вышка с русским дозорным.

Старик прислал чай и горячий суп. Есть не хотелось. Чай выпил, а суп отдал конвойному.

— Не могу, болен я.

Явился офицер, привёл с собой тощего старика табиба[52]. Тот пощупал суставы Силина, приложил пальцы к сердцу, покачал головой.

— Плохо! Надо ещё одни халат. Голову в чалму… А вот эти шарики глотай.

Силин понял, что дают препарат опия — одурманивающее средство. Он поблагодарил, обещал принять лекарство и спрятал под подстилку, на которой лежал. Надо было разыгрывать из себя больного, чтобы ослабить надзор. Вечером принесли плов. Поев немного, он отдал тарелку стражнику. Тот обрадовался и пообещал завтра снова прийти караулить.

Ночью дежурил молодой белудж с дико сверкающими глазами. Он связал Силину руки и ноги, сел напротив и до рассвета не спускал глаза с пленника.

Алёша метался, стонал, вскрикивал. Затих только утром. Опять пришёл лекарь, спросил у стражника, как спал больной, и снова протянул два шарика. Белуджа сменил вчерашний стражник афганец. Заняв своё обычное место в углу, он завёл долгий разговор на тему, какая казнь ожидает задержанного.

— Да за что меня казнить? — простонал Силин.

— Сразу не отпустили, теперь казнят. Бек хочет показать, что хорошо оберегает границу.

— А когда он вернётся?

— Если его догонит Норбай, то завтра на закате.

Силин решил: "Надо бежать. Лучше погибнуть в волнах Аму-Дарьи, чем подвергнуться пытке".

Утром принесли чай, мёд и сдобные мясные пирожки. Пока у пленного были деньги, на угощение начальство не скупилось.

От еды Силин отказался, попробовал только пирожки и незаметно кинул три коричневые шарика опиума в чайник. Отдал всё стражнику. Тот с жадностью набросился на еду и, насытившись, запил всё ароматным чаем.

Пришёл лекарь, сел на порог и завёл обычную беседу о предстоящих пытках. Солдат разговора не поддерживал, его охватывало оцепенение. "Время", — решил Силин. Молниеносным движением сбросил халаты, вскочил, сдёрнул с головы огромную чалму и, перепрыгнув через испуганного табиба, бросился к реке. Он, как стрела, летел к берегу, а за ним неслись крики: "Сумасшедший, сумасшедший!" Громче всех кричал лекарь.

Когда Силин прыгнул в холодные волны Аму, прозвучал выстрел, другой. Из казармы бежали люди с винтовками. Пловец широкими взмахами рассекал волны, спеша к стремнине, там поток подхватит его и отнесёт от заставы.