Глухомань - [4]

Признаться, Виктор ожидал услышать нечто подобное. Известное дело: село, темнота, предрассудки. Глухомань, одним словом. Однако здесь, в деревне, старухины откровения произвели на Виктора совсем другое впечатление, чем произвели бы в Киеве в кругу всезнающих друзей-скептиков.

- Видите ли, бабуся, - сказал Виктор, пытаясь собрать рассеявшиеся мысли. - Это все - темные верования, которые... - казенным голосом произнес он и, заметив иронию во взгляде старухи, умолк.

- Ты что, молодой человек? И впрямь думаешь, что мы здесь в темноте и невежестве прозябаем, мхом прорастаем? У нас почти в каждой хате цветной телевизор. Космонавтов смотрим. У меня брат в самом Киеве дровником работает. Но нечисто с Деревянко, ой, нечисто! Хату его возьми, хотя бы. Стоит она сейчас рядом с Ивановым перелазом. А раньше-то, раньше была почти в огороде Евгены. За ночь и перелезла. Только на месте, где стояла, земля развороченная, точно плугом перепаханная.

Лицо Виктора вытянулось от удивления.

- Не веришь? - загорячилась бабка. - А ты заметил, что в его хате печки нет? Он всю зиму на лавке, как чурка, лежит и не дышит даже. Мертвый, как лягушка во льду. Приходит весна, теплеет - он и оживает...

Это было уже слишком! Виктор Иванович встал, одернул пиджак и, выпятив грудь, произнес:

- Я, знаете ли, бабуся, не в том уже возрасте, чтобы сказкам верить. И вам не советую.

Он коротко кивнул и пошел дальше. Бабка частила ему вслед:

- На крышу!.. На крышу посмотри! Он ее никогда не красит. Летом она зеленая, осенью сама собой краснеет!

Виктор Иванович досадовал на себя. Надо же, поддаться - хоть и ненадолго - на выдумки безграмотной деревенской старухи. И он - литератор - мог так низко пасть!

А старуха, словно издеваясь, крикнула вдогонку:

- Деревянко сейчас точно чумной бродит. Никак, новое место для дома подыскивает. Как и в прошлый раз. Смотри! Проснешься утром в том же дому, да в чужом двору!

Виктор Иванович нервно дернул плечом, громко хмыкнул и ускорил шаг.

5

Пруд был длинный, но неширокий. Берега его поросли старыми корявыми ивами, а из воды торчали меж острых листьев замшевые колбаски рогозы.

Здесь, на открытом пространстве, дул порывами по-осеннему прохладный ветер. Он приносил запах сырой тинистой воды и терпкий дух мокрой ивовой коры. Он лохматил листья ив, показывая их серебристую изнанку. Он гонял по поверхности пруда мелкую зыбь, и низкое солнце плясало, ослепляя, на мелких острых гребнях.

Оказалось, что на лоне природы довольно зябко и неуютно. Вообще-то Виктор совсем по-другому представлял прелести деревенской жизни: без грязи, комаров, неуюта. Предполагался душистый сеновал и парное молоко по вечерам. Ну, еще неплохо - далекие звуки гармони и мелодичное пение девушек, тоскующих по любви.

Виктор вздохнул, боязливо сел на траву и вздрогнул, почувствовав леденящую сырость, проникающую сквозь брюки.

Он тоскливо выругался сквозь зубы и, присев на корточки, принялся готовить снасти для рыбалки. Сначала нанизал на леску резинки для поплавка, потом вдел леску в отверстие грузила, и наконец настал черед крохотного крючка-заглотыша. Привязывать его надо было не обычным узлом, а специальным рыбацким. Как это делается, Виктор впопыхах забыл расспросить у соседа-рыбака.

Но тут он потерял интерес и к удочке, и к рыбалке - невдалеке заметил Деревянко. Поведение его было необычным. Через каждые пять-шесть шагов он наклонялся, что-то подбирал с земли и отправлял себе в рот. Виктор присмотрелся и, когда понял, что же делает Деревянко, то вскрикнул - так невероятно и дико было это зрелище. Старик набирал полную пригоршню земли, с вожделением осматривал, обнюхивал ее, а затем, причмокивая и урча, совал в рот. Черная слюна стекала по подбородку.

Виктор выждал момент, когда Деревянко отвернулся, и, бросив снасти, позорно бежал.

Пройдя полурысью почти половину пути, немного пришел в себя и устыдился.

Но, как бы то ни было, Деревянко - человек, психически не вполне нормальный". А может быть, вполне ненормальный... И мало ли что стукнет ему в голову.

Руководствуясь такими соображениями, Виктор перед сном уложил у двери тяжелый рюкзак. Теперь при попытке Деревянко войти он бы обязательно услышал шум и проснулся.

Сгустившийся сумрак заставил Виктора внимательно вслушиваться в бормотание безумного старика, несшееся из-за двери.

Порой бормотание затихало и слышались неуверенные шаги. Звук шагов был своеобразен: казалось, что старик ходит в деревянных башмаках. И снова бормотание...

Виктор долго лежал без сна, вперив взгляд широко открытых глаз в темноту, напряженно прислушиваясь к звукам, доносящимся из соседней комнаты.

Бормотание в конце концов стало усыплять Виктора. Несколько раз он проваливался в беспамятство сна, но тут же испуганно вскидывался, как человек, внезапно оказавшийся под водой.

Наконец он уснул. Но среди ночи проснулся. Его окружала такая плотная тьма, что можно было с равной легкостью представить себя и в крестьянской избе, и на другой планете.

И в этой тьме раздавались звуки, наполнившие душу Виктора первобытным ужасом. Из комнаты Деревянко доносилось тяжелое всхлипывание, храпы и полузвериные крики-стоны, которые издает человек в предсмертном беспамятстве.