Глубокое бурение - [12]

— А что, в английском есть слово «блядь»? — удивился Игорь.

— Нет. Но есть слово «blood» — кровь по-нашему… Только я не по этому догадался, что вы русские. Просто эти двое, когда драпали, спрятались у меня в автомастерской, там дверь чёрного хода всегда открыта, вот они и влезли. А я утром подмести решил и окурок нашёл…

Георгий Трофимович показал бычок, над фильтром которого хорошо читалась надпись «Русский стиль».

— Да, Андрюха, спалился ты, — сказал кузнец.

— Я не курил! — обиделся Опарыш. — Я только «Тройку» курю!

— «Русский стиль» я курю, — сказал Оскар. — Видимо, у Андрюхи к ботинку прилипло.

Тут вмешался Вовка:

— Ты про комбайн, про комбайн расскажи! Вообще непонятно, откуда он взялся!

И Завидфолуши рассказал.

Тридцать пять лет назад из Канады в Советский Союз пришло письмо: мол, бабушка Ревекка преставилась и оставила в Калгари дом и круглую сумму единственному родственнику в далёком уральском городке. Приезжайте, мол, получите и распишитесь.

Путаницы случиться не могло — Завидфолуши имелся на тысячу вёрст кругом лишь один, и это был Георгий Трофимович. Бабушка Ревекка приходилась ему двоюродной тёткой, кузиной отца, которая пропала во время войны. А Георгий Трофимович с детства любил книгу «Граф Монте-Кристо». И когда в парткому ему наказали отказаться от наследства в пользу государства, он угнал горный комбайн. Прикинул по глобусу, куда копать надо, — и угнал.

— Только промахнулся… Никаких ведь приборов, по одному глобусу шёл. Вот и дорылся — в эту пещеру угодил.

— Наследство-то получил? — хором спросила бригада.

— Не сразу. Сначала в Мексике обжился, язык выучил, потом уже наследство.

Помолчали. Наконец, Оскар сказал:

— Вот что, Трофимыч. Мужик ты, сразу видно, свой. Поэтому мы должны с тобой поговорить начистоту.

— В смысле? — не понял сварщик. — О чём?

— Лёха, давай! — токарь кивнул кузнецу. И тот рассказал про шальные бабки и про мысль — на ненужные в России доллары обменять ненужные в Америке рубли.

— А если назад хочешь — нам не жалко: возвращайся сам, и хоть всю Тихуану сюда тащи. Но ты нам пока там нужен, — Лёха ткнул пальцем в пол. — Ты нам поможешь — и мы тебе поможем.

Завидфолуши кивнул:

— Когда начнём?

— В пятницу приходи. В пятницу всё обсудим.

На том и порешили. Так у мужиков в Америке появилась агентурная сеть.

14

— Синьор, уно моменто! Уно сантименто! Сакраменто! — доносилось из кутузки.

— Что, всю ночь орал? — спросил у дежурного офицера сержант Сапата.

— Не, с утра закукарекал, — ответил офицер и крикнул в коридор: — Кто-нибудь, заткните этого урода!

Через минуту послышались звуки ударов и вопли, а потом всё затихло, насколько может всё затихнуть в полицейском участке.

Срок задержания этого феерического мудака заканчивался, но до сих пор следствию не удалось выяснить ни его имени, ни места жительства, вообще ничего. Весь город обклеен фотографиями безымянного незнакомца, которого в участке уже зовут Облико Моралесом (впрочем, Облико скоро трансформировалось в Локо — «чокнутый»). И единственный, кто опознал Мора-леса, был Риккардо Альварес. Он заявил, что позавчера этот тип вместе с сообщником пытался взломать разменный автомат в его клубе. Но кто такой Моралес — яснее не стало.

Попался он на Авенида Революсьон при попытке ограбить банк. Грабить, конечно, он ничего не собирался, просто отчаянно жестикулировал перед окошком банковского служащего тысячедолларовой купюрой. Не разобрав тарабарщины посетителя, служащий вызвал охрану. Охранники положили незнакомца лицом на пол и вызвали полицию. Полицейские забрали незадавшегося грабителя в участок, где весьма жёстко допросили.

Из допроса выходило, что безымянный преступник не знает испанского совсем, за исключением дурацких идиом типа «Но пасаран», «Патриа о муэрте» и «Вива команданте Че». Такими талантами обладала только русская мафия, но она после инцидента с исчезновением восточного полушария перебралась в Штаты. Их можно было понять: накануне катаклизма русские провернули сделку по продаже крупной партии товара, но получилось, что товар и деньги остались там, в восточном полушарии. Заключённый, впрочем, и не скрывал, что он из России. Несколько раз он кричал:

— Но гринго! Но гринго! Руссо туристо! Облико морале! Цигель! Цигель айлюлю! Абырвалг!

Разумеется, всей этой галиматьи никто не понимал, но с появлением Моралеса в кутузке стало заметно веселее.

Диего привёл к Моралесу на свидание Анну, русскую проститутку. Девица по-испански знала только самые распространённые фразы (да и то лишь те, которые в приличном обществе произносить стесняются), но отказать не посмела. Минут десять заключённый и Анна разговаривали, и проститутка оказалась крайне взволнована встречей, но толком ничего сержанту объяснить не смогла, кроме того, что зовут Моралеса Митей и он действительно русский. Диего отпустил проститутку, но предупредил, что её вызовут в суд для дачи показаний.

Дня два он думал. Возможно, этот Митя-Моралес и впрямь был одичавшим русским туристом, который, как и русская мафия, потерял связь со своей страной. Правда, где он ошивался всё это время, где он так хорошо прятался, что его никто не видел? И где его приятель, который знает язык? Тот самый, с пистолетом в штанах? А может, этот Митя убил его, забрал деньги и пытался добраться до русского консульства? Туда многие русские туристы подались после катастрофы. Но, в таком случае, почему они с этими деньгами сразу не поехали в Мехико? Конечно, имея на руках такие большие купюры, трудно купить билет или взять на прокат машину…