Глубоко под кожей - [26]

— На моей кухне? — нахмурилась Шантел, слегка недовольная тем, что ее не позвали играть. — С кем?

— С вашим садовником.

— Рафаэлем? да ведь он почти не говорит по-английски

— А зачем ему этот английский, если он хорошо знает, как надувать людей!

— Понятно. — Ее губы тронула улыбка. — Значит, вы с Рафаэлем играли на кухне в покер, напились и врали напропалую.

— И еще Марш.

— Что Марш? — Ее рука, тянувшаяся к бокалу, замерла в воздухе. — Марш тоже играл в карты? Мой Марш?

— Ну да, этот высокий парень, почти совсем лысый.

— Послушайте, Квин, ему уже под восемьдесят, и он еле ходит. Я не удивлюсь, если узнаю, что вы его совсем раздели.

— Ага, я проиграл ему восемьдесят три доллара. Очень ловкий сукин…

— Так вам и надо, — с удовлетворением произнесла Шантел. — Будете знать, как сидеть на моей кухне, попивать пивко, курить сигары и болтать о женщинах, в то время как я плачу вам за работу

— Но ведь вы спали.

— Это ничего не меняет. Вам платят за то, чтобы вы меня охраняли, а не за то, чтобы вы играли в дурака.

— Не в дурака, а в покер. И при этом охраняя вас.

— Неужели? — Шантел поднесла бокал с соком ко рту. — Странно, а я вас вчера не видела.

— Я был рядом. Вам понравилось в джакузи?

— Прошу прощения?

— Вы провели в этой ванне чуть ли не целый час. — Он выхватил из ее рук бокал и выпил сок. — Может, это смоет вату с его десен. — Это смешно, но я думал, что у такой женщины, как вы, будет две дюжины купальников. Но наверное, вы не смогли найти ни одного.

— Так вы подсматривали за мной! Он вернул ей стакан и откинулся на спинку кресла.

— За это вы мне платите!

Шантел с возмущением опустила бокал в держатель.

— Я плачу вам не за то, чтобы вы подсматривали за мной. Тешьте свою похоть в свободное время!

— Мое время это ваше время, мой ангел. Я увидел почти столько же, сколько разглядел бы, купив за десять баксов журнал «Тонкий лед». Кроме того, если бы я захотел потешить свою похоть, я бы влез к вам в ванну.

— А я бы вас утопила, — бросила она, но он только улыбнулся и снова закрыл глаза.

В голове стучало, словно кто-то работал отбойным молотком. У него и раньше бывали случаи, когда он почти не спал ночью, но обычно это происходило по его собственному выбору. Он стал вчера играть в покер, чтобы отвлечь себя от мыслей, что наверху спит она. За игрой он пытался забыть о ее теле, расслабленно лежавшем в пенистой ванне вчера днем.

Квин не охранял ее, как уверял Шантел. Он увидел, что она идет в банный домик. Она долго не выходила, и он решил проверить, все ли в порядке. Он зашел и увидел, что она лежит в огромной ванне, а из колонок над ее головой льется музыка Рахманинова. Ее распущенные волосы плавали в бурлящей воде. А ее тело… ее тело было удивительных удлиненных пропорций, тонким и белым. Он до сих пор не мог позабыть, что испытал тогда словно удар молотком в солнечное сплетение.

Он не остался, чтобы посмотреть, что она будет делать дальше, а сразу же удалился — так же тихо, как и вошел. Он испугался, очень испугался, что, если она откроет глаза и увидит его, он упадет перед ней на колени.

Мысли о ней преследовали его днем и ночью. Он знал, что должен подавить их. Никому и ничему не позволялось взять над ним власть. Но он начал понимать, что женщина может превратиться для мужчины в навязчивую идею одним лишь фактом своего существования. Он начал понимать, как мужчина становится рабом собственных фантазий.

Он стал беспокоиться о себе, а еще больше о ней. Если какой-то мужчина понимает, что одержим ею и вот-вот перейдет границы, он будет способен на все. В своих письмах и звонках он становится все более требовательным. Когда же он поймет, что надо прекращать писать и перейдет к действиям?

Несмотря на весь ее страх, Квин был уверен, что Шантел не имеет никакого понятия, как далеко может зайти одержимый ею мужчина. И чем дольше Квин находился рядом с ней, тем яснее понимал, насколько далеко.

Сегодня они должны были снимать сцену в декорациях. Другая команда операторов была уже в Нью-Йорке и снимала натуру. Шантел не могла дождаться того времени, когда вместе со съемочной группой она полетит на Восточное побережье, чтобы сделать несколько сцен на природе. Это даст ей возможность повидаться с Мадди и, если повезет, посмотреть ее пьесу на Бродвее.

Мысль об этом вернула ей хорошее настроение. Оно не покидало ее, несмотря на то, что начало съемок затягивалось, поскольку рабочие заканчивали монтаж новых декораций.

— Похоже на Новую Англию, заметил Квин, оглядываясь вокруг.

— Если быть точной, то это Массачусетс, — пояснила Шантел, откусывая от сдобной булочки. — Вы когда-нибудь там были?

— Я родился в Вермонте.

— А я родилась в поезде. — Шантел еще раз откусила от булочки и засмеялась. — Ну, почти. Мои родители ехали на место очередного представления, и в дороге у моей мамы начались схватки. И они вынуждены были сойти с поезда и дождаться, когда мы с сестрами появимся на свет.

— Вы с сестрами?

— Да, я самая старшая из тройняшек.

— Так вас, значит, трое. О боже!

— Я такая одна, Доран. — Она жевала булочку, наслаждаясь свежим воздухом и солнцем. — Мы тройняшки, но каждая из нас нашла свою дорогу в жизни. Эбби растит в Виргинии детей и разводит лошадей, а Мадди сейчас приводит в восторг зрителей на Бродвее.