Глубокие раны - [38]
— У тебя плохая упряжка, Вилли! Скверные кони попались! Мои тянут, как черти!
— Пустяки! Зато я неплохой наездник. Захочу, будут галопом мчаться.
— Хо-хо-хо! Из твоих кляч большего не выжать машинным прессом! Спорю на две бутылки коньяку!
— Идет! Принимаю!
Передовой конвойный, толстощекий эсэсовец, слышавший пари, подогнал свою упряжку:
— Шнель! Шнель!
Всем, даже и не знавшим немецкого языка, хорошо известно это ненавистное слово. Зеленцов же, довольно сносно понимавший по-немецки, проклинал в эту минуту свое понимание.
Около трехсот метров изнуренные, хрипящие люди под веселый гогот конвойных бегом тащили телеги с тридцативедерными бочками воды.
От напряжения темнело в глазах, как плетью, прямо по сердцу, хлестало:
— Шнель! Шнель!
Когда, наконец, после второго рейса их перед заходом солнца загнали в барак, все в изнеможении попадали на пол и долго не могли прийти в себя.
Малышев заботливо прикрыл Мишу шинелью, снятой недавно с умершего, и, дав отлежаться, сообщил о новой партии пленных, прибывшей в концлагерь.
— Половина гражданских. Есть совсем сосунки, один рядом с тобою вон лежит. Как брякнулся, так и не шевелится с тех пор. Видно, дорога-то тоже боком вышла. Тридцать человек в наш барак поместили. Эй, хлопец! — тронул он лежавшего ничком за плечо. — Ты хотя бы слово промолвил, что ли?
— Что вы ко мне пристали, на самом деле? Надоело уже…
Услышав голос новенького, Миша рывком откинул шинель, приподнялся, молча взял лежавшего за плечи и повернул его к себе. Тот раздраженно дернул плечом, высвобождаясь, готовый выругаться. Но глаза его, остановившиеся на лице Зеленцова, часто замигали, раскрылись шире, и в них, наконец, задрожали слезы.
— Миша! — шепнул он. — Зеленцов… Мишка — ты?
Зеленцов молча обхватил его за шею, и Малышев с удивлением наблюдавший до сих пор за ними, отвернулся. У Миши и у незнакомого паренька, прижавшихся друг к другу, задрожали плечи.
Глава восьмая
В бараке быстро темнело. Вокруг новеньких группировались пленные, с жадностью слушали их рассказы.
Когда первая радость встречи несколько притупилась, Зеленцов, продолжая обнимать Виктора за плечи, спросил:
— Как же тебя угораздило попасть сюда, Витька?
Тот, стиснув зубы, устало привалился к стене спиной.
— Попал вот… Долгая история.
Тут только Зеленцов заметил, что Виктор от усталости едва-едва разговаривает. Он уложил его между собой и Павлом. Согревшись их теплом, юноша быстро уснул.
Зеленцов, отвечая на вопросы Павла о Викторе, долго ворочался с боку на бок. Уснул наконец и Павел.
Зеленцов поднялся, заботливо укрыл Виктора и Малышева своей второй шинелью, служившей ему одеялом, а сам, привалившись спиной к стене, долго сидел недвижимо, объятый воспоминаниями, которые всколыхнула неожиданная встреча.
По другую сторону от него спал пожилой пленный, необычно молчаливый. Тоже новенький, из той же партии, что и Виктор.
Высокий, худой, с небольшими голубыми глазами и светлой щетиной на удлиненном лице, он сразу заинтересовал общительного сибиряка. Но Малышев тут же охладел к нему, не получив на свои многочисленные вопросы ни одного ответа.
— Вот оглобля, — проворчал он под конец и оставил новичка в покое.
Тот раздраженно взглянул назойливому сибиряку в спину и опустил голову. Все это произошло несколько часов назад, а сейчас Зеленцов вслушивался в трудное дыхание незнакомого человека и думал о его судьбе. Несколько минут он словно чувствовал на себе усталый взгляд новичка и невольно посмотрел на то место, где новенький находился. Но даже привыкшие к темноте глаза ничего не различали во мраке. Десятки, сотни тысяч человеческих жизней исковерканы войной. Лучше об этом не думать.
Виктор рядом неразборчиво разговаривал во сне, но сколько Зеленцов ни прислушивался, кроме частого упоминания о каких-то сапогах, ничего другого разобрать не мог.
Сдерживая желание разбудить земляка, он не раз отдергивал от него свою руку, злясь на бесконечную ночь. Заснул он перед самым утром… Часа через два сирена подняла на ноги охрану и пленных, и началась обычная концлагерная жизнь.
Зеленцов успел коротко ознакомить Виктора с царившими в концлагере порядками. Но он все же то и дело искоса поглядывал на юношу — трудно привыкать здесь свежему человеку, может сорваться.
Остановившимся, безжизненным взглядом провожал Виктор похоронную процессию, змеей выползавшую из ворот. На лице у него проступили пятна лихорадочного румянца.
За завтраком он с непривычки не успел вовремя проглотить свою первую концлагерную порцию и впервые в жизни познакомился с резиновой палкой.
Виктор удержался на ногах; пленные, наблюдавшие за избиением, облегченно перевели дух. Не удержись юноша, не встал бы он больше с земли.
Краем глаза Зеленцов заметил, что бледное длинное лицо стоявшего с ним рядом новичка пошло темными пятнами и нижняя челюсть, затвердевшая камнем, слегка дрогнула.
Пошатываясь, Виктор пошел к концу очереди; кто-то громко шепнул:
— Скорее, парень!
Виктор вздрогнул и прибавил шагу.
В этот день пленные из восьмого блока после завтрака были предоставлены самим себе, как это случалось и раньше. Их загнали в барак и заперли до следующего утра.
Действие романа разворачивается в начале 30-х годов и заканчивается в 1944 году. Из деревни Густищи, средней полосы России, читатель попадает в районный центр Зежск, затем в строящийся близ этих мест моторный завод, потом в Москву. Герои романа — люди разных судеб на самых крутых, драматических этапах российской истории.
Из предисловия:…В центре произведения отряд капитана Трофимова. Вырвавшись осенью 1941 года с группой бойцов из окружения, Трофимов вместе с секретарем райкома Глушовым создает крупное партизанское соединение. Общая опасность, ненависть к врагу собрали в глухом лесу людей сугубо штатских — и учителя Владимира Скворцова, чудом ушедшего от расстрела, и крестьянку Павлу Лопухову, потерявшую в сожженной фашистами деревне трехлетнего сына Васятку, и дочь Глушова Веру, воспитанную без матери, девушку своенравную и романтичную…
Действие романа начинается в послевоенное время и заканчивается в 70-е годы. В центре романа судьба Захара Дерюгина и его семьи. Писатель поднимает вопросы, с которыми столкнулось советское общество: человек и наука, человек и природа, человек и космос.
Роман завершает трилогию, куда входят первые две книги “Судьба” и “Имя твое”.Время действия — наши дни. В жизнь вступают новые поколения Дерюгиных и Брюхановых, которым, как и их отцам в свое время, приходится решать сложные проблемы, стоящие перед обществом.Драматическое переплетение судеб героев, острая социальная направленность отличают это произведение.
"Значит, все дело в том, что их дороги скрестились... Но кто его просил лезть, тайга велика... был человек, и нету человека, ищи иголку в сене. Находят потом обглоданные кости, да и те не соберешь..."- размышляет бухгалтер Василий Горяев, разыскавший погибший в тайге самолет и присвоивший около миллиона рублей, предназначенных для рабочих таежного поселка. Совершив одно преступление, Горяев решается и на второе: на попытку убить сплавщика Ивана Рогачева, невольно разгадавшего тайну исчезновения мешка с зарплатой.
Эта книга открывает собрание сочинений известного советского писателя Петра Проскурина, лауреата Государственных премий РСФСР и СССР. Ее составили ранние произведения писателя: роман «Корни обнажаются в бурю», повести «Тихий, тихий звон», «Тайга» и «Северные рассказы».
Основой сюжета романа известного мастера приключенческого жанра Богдана Сушинского стал реальный исторический факт: покушение на Гитлера 20 июля 1944 года. Бомбу с часовым механизмом пронес в ставку фюрера «Волчье логово» полковник граф Клаус фон Штауффенберг. Он входил в группу заговорщиков, которые решили убрать с политической арены не оправдавшего надежд Гитлера, чтобы прекратить бессмысленную кровопролитную бойню, уберечь свою страну и нацию от «красного» нашествия. Путч под названием «Операция «Валькирия» был жестоко подавлен.
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.