Глубокие раны - [28]
Они миновали небольшой коридорчик и вошли в темную комнату. Чиркнула спичка. Незнакомец, который был, как разглядел теперь Горнов, высок и стар, зажег небольшую лампочку и осмотрел завешенные плотными шторами окна. Стаскивая с себя брезентовый плащ, он повернулся к Горнову.
— Здравствуйте, Горнов. Не узнаете?
У него седые вислые усы, широкие, тоже седые, брови и высокий лоб, изрезанный глубокими морщинами.
«Что ему нужно? — чувство настороженности вспыхнуло у Горнова с новой силой. — Кажется, ни разу не встречал».
— Я вам уже говорил. Вы ошибаетесь. Я Демьян Кондратенко.
Старик усмехнулся:
— У вас плохая память, Горнов. Если же нет, врать не к чему: перед вами друг. Садитесь и давайте разговаривать честно.
Он придвинул стул, указал на него Горнову.
— Садитесь.
Горнов отошел от двери, поставил стул так, чтобы можно было видеть одновременно дверь в коридор и дверь, ведущую в другую комнату, и сел, не вынимая руки из кармана брюк.
— Хорошо. Если настаиваете, я согласен. Надеюсь, разговор будет недолог.
На вид он оставался совершенно спокойным, но крупная лиловая вена на левом виске пульсировала значительно заметнее, чем обычно.
Старик достал кисет, скрутил толстую цигарку и, опустившись на стул против Горнова, прикурил от стоявшей на столе лампы. Окутавшись клубами дыма, придвинул Горнову кисет и клок газеты. «Немецкое издание «Свободной России», — отметил про себя Горнов, взглянув мельком на антисоветскую карикатуру. Старик глядел на него, и Горнов заметил, что у старика не то серые, не то голубые глаза много видевшего и много пережившего человека.
— Вы, кажется, действительно меня не помните. Я — Пахарев.
— Пахарев? — переспросил Горнов, роясь в памяти.
— Да. Вспомните 1937 год. Завод «Металлист». Борьбу за реконструкцию завода…
— Стойте, стойте! Пахарев… Геннадий Васильевич, партийный стаж с 1910 года…
Старик скуповато усмехнулся:
— Вот, вот. Вспомнили… Хорошая память.
Из-под нависших, почти серебряных при свете лампы бровей Пахарев следил за выражением лица первого секретаря горкома. А тот, ошарашенный новой неожиданностью, пристально рассматривал сидящего перед ним человека и постепенно вспоминал прошлое. Несомненно, перед ним Пахарев, когда-то один из старейших коммунистов города, парторг «Металлиста». Как он не мог узнать его сразу? Конечно, борьба за реконструкцию завода и внезапное исчезновение Пахарева.
— Куда вы тогда делись? — спросил Горнов. — И откуда сейчас?
— Я ждал этого вопроса. Случилось вот… Я до сих пор не пойму сам. Арестовали. Ночью… Обвинили чуть ли не в государственной измене, приплели черт знает что.
Наступила долгая пауза. Пахарев глядел на язычок пламени в лампе, думал, и Горнов не решался нарушить молчания, хотя на языке у него вертелся не один вопрос. Горнов теперь понял, почему не узнал Пахарева сразу. Он знал его еще свежим, полным сил человеком, а теперь перед ним сидел глубокий старик. По временам Пахарева душил надрывный кашель. Только глаза у него остались прежние — умные, молодые, внимательные.
«Укатали Сивку крутые горки», — подумал Горнов с сожалением.
— Так что я сидел, Петр Андреевич. На Соловках. Суть да дело, пока разобрались, три года свистнуло.
— Черт возьми! — Горнов даже встал от волнения. — Как же объяснить?
Встряхнув лысой головой, словно отгоняя от себя что-то навязчивое и неприятное, Пахарев посмотрел на Горнова и, переходя на «ты», сказал:
— С таким же успехом я мог бы задать этот вопрос и тебе. Одно скажу: кому-то я очень мешал. И меня сумели устранить, и притом, мерзавцы, очень ловко. Но, ладно, я добивался разговора с тобой по другому делу. Хочу предложить свою помощь, и если ты согласен, вот рука… Как, принимаешь?
— Что спрашивать… Если б я тебя не знал…
Оба помолчали. Затем Пахарев сказал:
— Чайку надо попить… Ты как думаешь?
— Чаю? — удивился Горнов.
Пахарев внимательно поглядел на него.
— Да, чаю.
Досадуя сам на себя за неуместное удивление, прозвучавшее в голосе, Горнов впервые за несколько последних недель, тихо засмеялся.
— Ты чему? — спросил Пахарев, осматривая примус.
— Так… Над своим удивлением, когда ты предложил попить чаю. В самом деле, почему мы должны лишать себя этого маленького удовольствия?
У Пахарева было выработано твердое убеждение: тот, кто думает одно, а говорит другое, — состоять в партии не может. Притворство он ненавидел и не прощал.
«Лучше честный враг, чем лицемерный друг, — говорил он о таких. — Ложь — предательство. Извращая действительность, ложь пускает корни в будущее. Это очень серьезно».
Сознание Пахарева выкристаллизовалось в трудные предреволюционные годы, в годы исканий, ошибок, годы ссылок и каторги. Ему, тогда малограмотному рабочему, трудно было понимать философствующие на разные лады книги. Простого и понятного ответа на свой единственный жгучий вопрос — как устроить на земле настоящую жизнь — он в них не находил. Этот ответ он услышал значительно позже, будучи уже в партии, от старших товарищей.
Партия, открывшая Пахареву глаза, стала для него святая святых жизни. Он отдал ей и ее борьбе всего себя без остатка. Приобретая мало-помалу опыт подпольной борьбы, он учил других, учился сам. Жизнь ему в награду, как природа путешествующему, открывала все новые и новые горизонты, и новому не было конца.
Действие романа разворачивается в начале 30-х годов и заканчивается в 1944 году. Из деревни Густищи, средней полосы России, читатель попадает в районный центр Зежск, затем в строящийся близ этих мест моторный завод, потом в Москву. Герои романа — люди разных судеб на самых крутых, драматических этапах российской истории.
Из предисловия:…В центре произведения отряд капитана Трофимова. Вырвавшись осенью 1941 года с группой бойцов из окружения, Трофимов вместе с секретарем райкома Глушовым создает крупное партизанское соединение. Общая опасность, ненависть к врагу собрали в глухом лесу людей сугубо штатских — и учителя Владимира Скворцова, чудом ушедшего от расстрела, и крестьянку Павлу Лопухову, потерявшую в сожженной фашистами деревне трехлетнего сына Васятку, и дочь Глушова Веру, воспитанную без матери, девушку своенравную и романтичную…
Действие романа начинается в послевоенное время и заканчивается в 70-е годы. В центре романа судьба Захара Дерюгина и его семьи. Писатель поднимает вопросы, с которыми столкнулось советское общество: человек и наука, человек и природа, человек и космос.
Роман завершает трилогию, куда входят первые две книги “Судьба” и “Имя твое”.Время действия — наши дни. В жизнь вступают новые поколения Дерюгиных и Брюхановых, которым, как и их отцам в свое время, приходится решать сложные проблемы, стоящие перед обществом.Драматическое переплетение судеб героев, острая социальная направленность отличают это произведение.
"Значит, все дело в том, что их дороги скрестились... Но кто его просил лезть, тайга велика... был человек, и нету человека, ищи иголку в сене. Находят потом обглоданные кости, да и те не соберешь..."- размышляет бухгалтер Василий Горяев, разыскавший погибший в тайге самолет и присвоивший около миллиона рублей, предназначенных для рабочих таежного поселка. Совершив одно преступление, Горяев решается и на второе: на попытку убить сплавщика Ивана Рогачева, невольно разгадавшего тайну исчезновения мешка с зарплатой.
Эта книга открывает собрание сочинений известного советского писателя Петра Проскурина, лауреата Государственных премий РСФСР и СССР. Ее составили ранние произведения писателя: роман «Корни обнажаются в бурю», повести «Тихий, тихий звон», «Тайга» и «Северные рассказы».
Основой сюжета романа известного мастера приключенческого жанра Богдана Сушинского стал реальный исторический факт: покушение на Гитлера 20 июля 1944 года. Бомбу с часовым механизмом пронес в ставку фюрера «Волчье логово» полковник граф Клаус фон Штауффенберг. Он входил в группу заговорщиков, которые решили убрать с политической арены не оправдавшего надежд Гитлера, чтобы прекратить бессмысленную кровопролитную бойню, уберечь свою страну и нацию от «красного» нашествия. Путч под названием «Операция «Валькирия» был жестоко подавлен.
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.