Глубокие раны - [44]

Четверг, 3 мая 2007 года

Боденштайн чувствовал себя разбитым, когда около восьми утра поднимался по лестнице на второй этаж в офис отдела К-2. Ребенок кричал полночи. Козима, правда, тактично перебралась в комнату для гостей, но он, тем не менее, почти не спал. Потом из-за аварии на трассе В519 перед самым въездом в Хофхайм он задержался на целых полчаса. И, в довершение ко всем неприятностям, директор уголовной полиции Нирхоф, как нарочно, вышел из двери своего кабинета, когда Боденштайну осталось пройти лишь несколько ступеней.

— Доброе утро, доброе утро. — Нирхоф приветливо улыбнулся и потер руки. — Поздравляю! Вы очень быстро справились. Прекрасная работа, Боденштайн.

Оливер непонимающе посмотрел на своего шефа — и осознал, что Нирхоф его подкарауливал. Боденштайн вообще терпеть не мог, когда на него таким образом нападали, пока он, по меньшей мере, не выпил глоток кофе.

— Доброе утро, — сказал он. — О чем вы говорите?

— Мы сейчас пойдем с сообщением к прессе, — продолжал Нирхоф уверенно. — Я уже проинструктировал нашего пресс-секретаря…

— С чем вы хотите идти к прессе? — остановил Боденштайн поток красноречия директора уголовной полиции. — Я что-то пропустил?

— Убийства раскрыты, — ликовал Нирхоф. — Вы ведь установили убийцу. Таким образом, дело закрыто.

— Кто это утверждает? — Боденштайн кивнул двум коллегам, которые проходили мимо.

— Коллега Фахингер, — ответил Нирхоф. — Она сказала мне, что…

— Минуту. — Боденштайну было безразлично, вежлив он сейчас или нет. — Мы вчера обнаружили труп знакомой человека, который каким-то образом побывал на обоих местах преступления, но у нас до сих пор нет ни орудия убийства, ни однозначных доказательств того, что именно он совершил эти убийства. Мы отнюдь еще не раскрыли преступления.

— Зачем все так усложнять, Боденштайн? Мужчина совершил убийство из корыстных побуждений, все следы указывают на это. А затем убил свидетельницу. Мы рано или поздно его арестуем и тогда получим признание. — Для Нирхофа положение дел, казалось, было совершенно ясным. — Пресс-конференция назначена на одиннадцать часов. Надеюсь, что вы будете.

Оливер не мог этого понять. Продолжение дня, кажется, действительно было хуже, чем его начало.

— Ровно в одиннадцать внизу, в большой переговорной, — директор уголовной полиции не допускал никаких возражений. — После этого я хотел бы поговорить с вами в моем кабинете.

На этом он исчез с довольной улыбкой.

Боденштайн со злостью распахнул дверь в кабинет Хассе и Фахингер. Оба были уже на месте и сидели за своими письменными столами. Хассе быстро нажал на клавишу на клавиатуре своего компьютера, но Боденштайну в этот момент было безразлично то, что он опять сидит в Интернете, занимаясь своими личными делами, а именно поисками подходящего места в южных краях, куда он хотел бы перебраться после выхода на пенсию.

— Фрау Фахингер, — обратился Оливер к своей самой молодой сотруднице, не обременяя себя приветствием, — пойдемте в мой кабинет.

Несмотря на то что Боденштайн был очень зол, он не хотел учинять ей допрос в присутствии коллеги.

Чуть позже она вошла в его кабинет с испуганным выражением лица и осторожно закрыла за собой дверь. Главный комиссар сел за свой письменный стол, но не предложил сесть ей.

— Как вы могли сказать директору уголовной полиции, что мы раскрыли оба убийства? — спросил он резко, глядя на свою коллегу. Она была еще молода, но очень прилежна, хотя ей недоставало уверенности в себе, и она подчас от большого усердия допускала ошибки.

— Я? — Фахингер залилась краской. — Что же я могла ему сказать?

— Да, мне бы тоже это хотелось знать!

— Он… он пришел вчера вечером в… в переговорную, — нервно запиналась Катрин. — Он искал вас и хотел узнать, как идет расследование. Я сказала ему, что вы и Пия поехали на место, где обнаружили труп подруги мужчины, который оставил следы на обоих местах преступления.

Боденштайн смотрел на свою сотрудницу. Его гнев прошел столь же быстро, как и появился.

— Больше я ему ничего не говорила, — заверила его Фахингер. — Правда, ничего, шеф. Клянусь вам.

Оливер верил ей. Нирхоф поспешно посчитал это преступление раскрытым, соединив результаты расследования так, как ему этого хотелось. Это было неслыханно и странно.

— Я верю вам, — сказал Боденштайн. — Извините меня, пожалуйста, за мой тон, но я был рассержен. Бенке уже пришел?

— Нет. — Катрин, казалось, чувствовала себя неловко. — У него… у него ведь больничный лист.

— Ах, да. А фрау Кирххоф?

— Она отвозила сегодня своего друга в аэропорт, а потом сразу поехала в Институт судебной медицины. Вскрытие Моники Крэмер начинается в восемь.

— Что у тебя за вид? — обратился доктор Хеннинг Кирххоф к своей бывшей жене, которая в начале девятого появилась в резекторской № 2 Института судебной медицины.

Пия бросила быстрый взгляд в зеркало, которое висело над раковиной. Вообще-то она считала, что выглядит довольно прилично с учетом того, что она не спала полночи и минут десять рыдала в машине. В суете аэропорта прощание с Кристофом было слишком поспешным. Перед терминалом «В» его ждали двое коллег из Берлина и Вупперталя, которые также летели на конгресс в Южную Африку, и Пия с налетом ревности констатировала, что коллега из Берлина оказался женщиной, к тому же довольно привлекательной. Последние объятия, короткий поцелуй на прощание, и Кристоф вместе с коллегами исчез, растворившись в толпе. Пия смотрела ему вслед, мучимая охватившим ее чувством пустоты.