Глубинные течения - [24]

Ремонт на «Выпаде» уже завершился, даже палатки и баки заняли свои обычные места на свеженастланной палубе. Теперь правительственные рабочие из Синода Экологии грузили в левый корпус крапчатые китовые яйца. Работенка не из легких — каждое около фута в диаметре и весит порядка пятидесяти фунтов. Предполагалось, что за каждого пойманного кита мы должны вернуть Морю троих, но на деле большая часть яиц доставалась на завтрак остроклювым кальмарам; в полной безопасности киты могли чувствовать себя лишь на китовых фермах. Одна из таких находилась на соседнем острове — там работящие сушнецы чуть не вручную заполнили большое природное углубление пылью и даже пытались вести селекцию. Ну просто двинулись на экологии, эти сушнецы. Поддержание равновесия для них превыше всего. А моему иссушенному Пламенем организму срочно требовалось восстановить потерянную влагу, и я первым делом отправился на камбуз за водой. Я уже успел выхлебать одну кружку и цедил вторую, когда по трапу скатился Калотрик.

— Можешь не рассказывать, — начал я. — Тебя обокрали. Выгребли все до последнего монума.

— Обокрали? — изумился он. — Деньги-то целы. У меня сперли Пламя!

— Так что, та баба тебя не обчистила?

— Да нет же, тысяча чертей, — раздраженно отмахнулся Калотрик. — Она взяла с меня полтора монума за койку и дала отоспаться. Я был не в настроении. Особенно с ней. — Он скривился. — Слушай, у тебя же осталось еще, верно? Давай делиться.

Тут я заметил, что белки его глаз подернулись желтоватым налетом, напоминающим пленку на поверхности застывающего воска.

— Твое Пламя у меня, — признался я, расстегивая карман, — мне показалось, что так будет спокойней.

Калотрик тут же выдернул пакет у меня из рук.

— А пипетка?

— Вот она.

Он с неприязнью посмотрел на меня:

— Какой ты заботливый, Ньюхауз. Просто ужас. — Уныло смерив взглядом явно понизившийся уровень жидкости, он зачерпнул двойную дозу. — Зато сам-то ты, гляжу, даром времени не терял.

— Я боялся, что у тебя будут шарить по карманам. Это ведь теперь вне закона, забыл?

— Тоже мне! С чего ты вообще взял, что эти придурки могут что-нибудь заподозрить? Я бы сказал — это лекарство.

— Ты бы не смог сказать даже, как тебя зовут!

— Не делай из меня идиота! — огрызнулся Калотрик. Запрокинув голову, он вкатил себе всю порцию и громко рыгнул. — Слушай сюда, ты! Пусть ты старше, но и я не младенец. Ты зажал почти все деньги и все Пламя. Ты должен дать мне бутылку, не меньше. Тем более, что ты и без того постоянно заправляешься за мой счет.

Он начинал меня доставать. Но я решил не показывать вида и лениво переспросил:

— Бутылку, говоришь? И что ты с ней сделаешь? Куда ты ее спрячешь? Она тут же попадется кому-нибудь на глаза. Лучше просто заходи сюда в любое время и бери, сколько хочешь.

Калотрик захлопал глазами — Пламя делало свое дело.

— Пойми, братишка, — продолжал он несколько растерянно, — я ведь не подсел, не думай. Оно мне просто нравится, понимаешь? Мне лишнего не надо, но вдруг его опять утащат? Я должен иметь запас. Хотя бы на пару недель.

— Сколько?

— Сейчас… по четыре пипетки в день… ну, пару-тройку пакетов, я думаю.

— Дуй в Арнар за тарой — может, до полуночи успеешь обернуться.

Калотрик, щурясь, побрел к выходу. Четыре пипетки в день. Я бы на его месте быстро склеил ласты. А он, если не остановится, просто выжжет себе последние мозги. Даже если он и крепче, чем кажется, хватит его в лучшем случае на год. Ладно, это его мозги…

С первыми лучами солнца «Выпад» покинул порт. Вся команда в сборе, разве что после двухдневного оттяга сушнецы стали еще угрюмее (господь свидетель, я думал, что это за пределами человеческих возможностей — однако у них получилось). Завтрак прошел в обычном молчании; матросы безучастно очищали свои миски. Мы взяли курс норд-ост, и через две недели Пентакль скрылся из вида. В этой части Моря обитала забавная форма жизни — лилия-дутыш. Их колония раскинулась на несколько сот акров: тысячи круглых зеленых листьев, диаметром в несколько ярдов и с дюйм толщиной, усеивали все вокруг, раскрашивая серую поверхность пыли в веселый горошек. Любопытно, что эти растения очень чувствительны — если лист потревожить, он тут же сморщивается и втягивается в корень, небольшого размера шар. Тот, в свою очередь, немедленно прячется на небольшую глубину. Множество разнообразных существ жило в симбиозе с дутышем или паразитировало на нем. Десперандум изучил их самым тщательным образом, насчитав 257 видов организмов. Среди них встречались листоеды и листососы, точильщики листа и стебля, корнегрызущие и галлообразующие особи. Кроме того, имелось двадцать три вида хищников, пятьдесят пять первичных, девять вторичных и три третичных паразита. Особый интерес представлял небольшой шестиногий краб — из него получалась отличная похлебка. Когда лист, чувствовавший наше приближение, сворачивался и тонул, его пассажиры оставались барахтаться в пыли, и Десперандум наловил целую гору всякой мелочи, просто волоча за кормой сеть. Некоторые дутыши цвели — на конце длинного прямого стебля колыхались белые пушистые метелки. Между ними, разнося пыльцу, сновали панцирные пчелы (без жала и несъедобные).