Глубинные течения - [23]

Предложение заманчивое. Просила она немного, выглядела опрятно, особенно не навязывалась… К тому же я пробыл в море целых два месяца! Однако общение с Далузой, похоже, разбередило во мне страсть к мазохизму.

Протянув девушке монету в три монума, я попросил оставить меня в покое. Как на грех, я совсем забыл об известной неприязни сушнецов к благотворительности — она наотрез отказалась брать деньги просто так. И тогда, руководствуясь какой-то безумной пьяной логикой, сейчас уже необъяснимой, я попросил ее разыскать матроса Мерфига с «Выпада» и передать ему извинения от Джона Ньюхауза.

— Извинения за что? — спросила она.

— Считаю до трех, — пригрозил я. — Или ты отправляешься выполнять мое поручение, или я отправлю жалобу в твою гильдию. — Блондинка поспешно ретировалась. К тому времени на улицах начался парад. Этот вид развлечений тоже не вызывал у меня особого энтузиазма. Но доза в четверть пипетки исправила положение — я задержался на углу и принялся изучать цветные пятна, проплывающие мимо. Толком разглядеть что-нибудь не удавалось, помню только, как дюжина сушнецов, наряженная в костюм громадного черного кита, долго выплясывала передо мной, смешно болтая ногами. А может, мне это просто померещилось. Достигнув нужного состояния, я продолжал поддерживать равномерное свечение небольшими порциями Пламени.

Проголодавшись, я добрел до уличного мангала и умял несколько шашлыков под аккомпанемент невероятно большого и еще более бездарного оркестра. «Выпад» выходил на следующее утро; у меня оставалось еще немного времени — по крайней мере, до полуночи. В голове постепенно прояснилось, но я вовремя исправил это очередной дозой. По улице, что-то распевая в унисон, теперь тянулись толпы горожан в одинаковых розово-голубых костюмах. Будь я трезв, зрелище было бы совершенно непереносимым.

О Далузе мне до последнего момента удавалось не вспоминать, но мысль о том, что скоро меня снова запрут в эмоциональной скороварке корабля, ввергла меня в уныние. За ним последовали тошнота, безысходность, потерянность и слабость. Перед глазами встало разрушенное лицо Далузы. Мне показалось, будто из меня тянут жилы, причем от меня уже ничего не зависит, более того — от моих бессмысленных метаний может стать только хуже…

— Э, да ты, похоже, перебрал Пламени, — сказал я сам себе.

Неподалеку проворный хозяин какой-то распивочной устроил торговлю прямо на улице. Я заказал кружку; пиво, лишь немного отличавшееся по крепости от воды, тем не менее, обладало одним неоспоримым достоинством — его можно было выпить много.

После пятой, примерно, кружки, я обнаружил себя в жужжащей электричке, едущей в сторону северных доков. Оттуда ходили паромы к остальным островам Пентакля. Поезд тащился со скоростью миль шесть в час — обычный пешеход при желании мог бы передвигаться быстрее. Мне сразу захотелось выскочить наружу и подтолкнуть его, но я заставил себя расслабиться и откинулся на спинку обитого китовой шкурой сиденья. Сделал я это несколько неловко, задев соседку — почтенную матрону в платке, чью явную неприязнь к матросам мое инопланетное происхождение только усиливало.

Вагончик — тесная коробка из металла и пластика — вмещал не больше четырех человек; с обеих сторон двери приткнулось по лавке; одна по ходу поезда, другая — против. Я теперь протрезвел достаточно, чтобы увидеть, что два сидящих передо мной торговца в полосатых пиджаках вызывающе меня разглядывают. Сделав вид, что ничего не заметил, я отвернулся к окну, свесив одну руку наружу (на стеклах сэкономили: на Сушняке дождей не бывает).

Здешние закаты впечатляют, размышлял я на обратном пути. Поезд возвращался из доков, почти все места заняли рыбаки, большей частью — ловцы креветок с положенными их гильдии завитыми в кольца и напомаженными усами. Солнце скрылось; ломаная граница тьмы медленно поползла по восточной стене кратера. Вчера я не смог в должной мере насладиться этим зрелищем — у подножия утеса взвешенная в воздухе пыль скрадывала детали и придавала свету розовый оттенок.

Тень поднималась все выше, за пределы атмосферы, где среди основной светло-серой породы встречались оплавленные участки, соперничавшие в блеске с несмелыми еще звездами.

Представление подходило к концу — стремительно тающий островок света задержался на мгновение на самой вершине скалы, сверкнул на прощанье и пропал, оставив невидимый теперь кратер во власти ночи.

В тот же миг, не иначе как скрупулезно рассчитанный бережливыми сушняцкими математиками, включилось уличное освещение. Само собой, чересчур слабое. Ожила и единственная в вагоне лампочка у нас над головами, разлив вокруг тусклый желтый свет.

Зато на освещение лифтов денег не жалели, не оставляя морякам ни малейшего шанса. Я присоединился к группе сушнецов, мрачно грузившихся в один из лифтов, и мы с убийственной скоростью ухнули вниз.

Со стены над доками били мощные прожектора, исключавшие возможность случайно оступиться в пыль в каком-нибудь из закоулков пристани. За границей искусственного света можно было различить слабое зеленоватое мерцание. Вокруг расплодилось несметное количество планктона, жирующего на проливаемой при разгрузке воде.