Глоток Шираза - [3]
Боярыня Годунова, завязывай с австралийским вином! У Тани, правда, я чего только не пью, даже водку из «Березки». А здесь легкое, с симпатичной этикеткой. Примитивное искусство аборигенов. Австралийцы высокие, но на массажную кровать по длине проходят. Пока дошкандыбаешь от пятки до головы – сеанс заканчивается. Шучу, конечно. Хотела сказать, что страна вытянутая и люди такие же. Израиль, например, вытянутый, но маленький, и люди там в среднем ниже австралийцев. Я начинала с Израиля. Фиктивный брак – я ж Годунова! И в Тель-Авив. Чего-то я все о себе да о себе… Ни слова о литературе. Как print on demand. Но мне простительно, я – прототип, лицо пристрастное.
Поначалу брак был вполне даже настоящим, а в Израиле муж объелся груш: или принимай гиюр, или ты мне не жена. Процедура сама по себе простая. Курсы по иудаизму, зачет в раввинате, ритуальное омовение – и под хупу, то есть под венец. У православных – венец, у иудеев – хупа. Не путать. Процедура процедурой, а дальше что? Парик, юбка до пят, вечное пузо, куча детишек… Тут меня как ветром сдуло. Сначала в Прагу, оттуда – в Торонто, каким образом, лучше не спрашивать, а то интервью затянется надолго, – потом сюда.
В Сидней я попала не сразу. Полгода просвистела у Евлампия на пасеке. С этим психом-старообрядцем, с этой вершиной благообразия я познакомилась в самолете. Привез он меня в деревню оглядеться да одуматься. Вы когда-нибудь видели одежду пчеловода? Комбинезон из плотной ткани, длинный рукав, высокий ворот, на лице сетка, на руках перчатки. И вот таким привидением шастала я по пасеке с шести утра. Со всех сторон предохранялась, а все равно жила как ужаленная.
В Танином романе все по мне сохнут. И этот, старый перечник, туда же. Он, правда, в роман не попал, но образ его мог бы очень даже украсить произведение. Ходит за мной по полю в скафандре, облизывается под сеткой и руки распускает. Познакомившись со мной, то есть с моим прототипом, любой, даже самый безмозглый поймет, что Евлампию не поздоровилось. Я – девушка с норовом. Мягко стелю, да больно брыкаюсь.
А все же не будь этой посылки, вспомнила бы я когда-нибудь Таню? Она уж точно не была центральной фигурой в моей жизни. А кто был? Да никто. Это Тане и удалось передать. Смогу ли я описать автора? Маленькая, глазастенькая… И все? Нет не все. Мне она подарила свои глаза – светло-карие, с крапинками вроде меленьких веснушек, с темной радужной оболочкой. Лучшее, что в ней было, она приписала мне. В Рязани она ходила за мной хвостом, в Москве помогала с детдомовскими и с дурдомовскими. Два или три даже месяца я ночевала у нее в общежитии. Деваться было некуда. Комната – на троих. Мы с Таней спали в одной постели, валетом. Не подумайте чего. Потом я съехала на Новослободскую. Нет, до этого был скрипач, но из его общежития пришлых гоняли. Рейды нравственности. Застукают, и вон из консерватории. Очень строго.
Таня что-то сочиняла. Однажды показала мне пьесу. Про гуру-манипулятора. Неплохая пародия на тренинги, где людей разбирают на винтики, а собрать не могут. Я решила поставить ее с ребятами из дурдома, но меня оттуда выперли. «Вылеченных» и выписанных я потом собрала в клубе. Но и оттуда выперли.
В последний раз я видела Таню на репетиции. В восемьдесят шестом она уехала в Гомель по распределению, весной случился Чернобыль, и она оказалась в зоне радиации. Может, этот роман она писала, тоскуя обо мне? Ей удалось узреть то, что я сама в себе не видела. А что и в ком я видела? Даже то, что Таня была в меня влюблена, я поняла лишь читая рукопись. В перестройку ее отхватили бы с руками и ногами. Но она ее не издала. Испугалась? Чего? Не чего, а кого. Меня. Она ведь и имени моего не изменила. Елизавета Годунова, к доске! И Таня замирала… Годунова! Звучало как заклинание. Она срисовала меня один к одному, а тех, с кем я провожу время, слепила из совершенно не знакомых мне людей. Профессиональный писатель сделал бы ровно наоборот. Откуда мне знать, как поступил бы профессиональный писатель? Я с такими незнакома. Но об этом я уже, кажется, говорила. Все, бутылка пуста.
Нет, не все. Самое главное не сказала. У романа нет названия. Print on demand возложил эту миссию на меня. Я и так крутила, и так вертела. «Особый блеск глаз» – диагноз. «Архивы перестройки» – фу! «Начало конца перестройки» – лажа. «1985 год» с подзаголовком «Календарь событий» – глава из учебника КПСС. «Работа над ошибками»? Тут и моя роль отмечена – навожу марафет на прошлое. Нет, с такими заглавиями, пусть и при секси-обложке, книгу никто не купит. Пусть будет просто – РОМАН. Неходовое название, но может проканать. Это и жанр, и имя, и любовь – все что угодно.
Была у меня подленькая мыслишка – вернуть РОМАН господину Герцу, мол, вовсе я не та Годунова. И спала бы себе рукопись вечным сном. В Берлине? Да где угодно! Хоть на небесах. Вот из-за этих небес я и сдалась. Только не подумайте, что я верю в загробное ликование. Чушь это. Точка.>*
>* Этого я не произносила. Print on demand счел паузу за слово.
Паузы-то бесплатны, а за слова деньги дерут.
Татьяна Герц
Как дети воспринимают и осваивают окружающий мир? Как развить творческое начало в каждом ребенке, помочь ему выразить себя? При каких педагогических условиях занятия искусством, межличностные отношения становятся средством самопознания, эмоционально-нравственного развития? Над этими и другими проблемами размышляет автор, писатель и педагог художественной студии, рассказывая о своем опыте общения с детьми.Для широкого круга читателей.
Эта книжка не только о том, «как любить детей» (цитирую название одной из книг Януша Корчака). Она еще об обучении лепке. Но как ни странно, в ней нет почти никаких практических советов. Ни изложения конкретной методики обучения, ни системы последовательно усложняющихся заданий...
Роман написан от первого лица. Художница и педагог Фридл Дикер-Брандейс пересматривает свою жизнь после того, как ее физическое существование было прервано гибелью в газовой камере. В образе главной героини предстает судьба целого поколения европейских художников, чья юность пришлась на Первую, а зрелость на Вторую мировую войну. Фридл, ученица великих реформаторов искусства – И. Иттена, А. Шёнберга, В. Кандинского, и П. Клее – в концлагере учит детей рисованию. Вопреки всему она упорно верит в милосердие, высший разум и искусство.Елена Макарова – писатель, историк, искусствотерапевт, режиссер-документалист, куратор выставок.
Елена Макарова, известный писатель, педагог, историк. Ее книги помогают родителям и педагогам увидеть в детских творениях не произведения искусства, а процесс познания мира. Именно через творчество ребенок обретает себя в мире и мир в себе.Заключительная часть трилогии Елены Макаровой «Вещность и вечность» посвящена уникальной реабилитационной арт-терапевтической методике Фридл Дикер-Брандейс, ни на один день не прекращавшей работать с детьми даже в Терезинском гетто в Чехии.
Елене Макаровой тесно в одной реальности. Поэтому она постоянно создает новые. И ведет оттуда для нас прямые репортажи при помощи книг, выставок, документальных фильмов и всяких других художественных средств, делающих невидимые большинству из нас миры видимыми. Словом, Макарова доказала, что телепортация – не просто выдумка фантастов, а вполне будничное дело. И для того, чтобы в этом убедиться, остается только следить за ее творчеством. Елена Макарова – писатель, историк, арт-терапевт, режиссер-документалист, куратор выставок.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Отранто» — второй роман итальянского писателя Роберто Котронео, с которым мы знакомим российского читателя. «Отранто» — книга о снах и о свершении предначертаний. Ее главный герой — свет. Это свет северных и южных краев, светотень Рембрандта и тени от замка и стен средневекового города. Голландская художница приезжает в Отранто, самый восточный город Италии, чтобы принять участие в реставрации грандиозной напольной мозаики кафедрального собора. Постепенно она начинает понимать, что ее появление здесь предопределено таинственной историей, нити которой тянутся из глубины веков, образуя неожиданные и загадочные переплетения. Смысл этих переплетений проясняется только к концу повествования об истине и случайности, о святости и неизбежности.
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.
Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.
Эйприл Мэй подрабатывает дизайнером, чтобы оплатить учебу в художественной школе Нью-Йорка. Однажды ночью, возвращаясь домой, она натыкается на огромную странную статую, похожую на робота в самурайских доспехах. Раньше ее здесь не было, и Эйприл решает разместить в сети видеоролик со статуей, которую в шутку назвала Карлом. А уже на следующий день девушка оказывается в центре внимания: миллионы просмотров, лайков и сообщений в социальных сетях. В одночасье Эйприл становится популярной и богатой, теперь ей не надо сводить концы с концами.
Сказки, сказки, в них и радость, и добро, которое побеждает зло, и вера в светлое завтра, которое наступит, если в него очень сильно верить. Добрая сказка, как лучик солнца, освещает нам мир своим неповторимым светом. Откройте окно, впустите его в свой дом.
Сказка была и будет являться добрым уроком для молодцев. Она легко читается, надолго запоминается и хранится в уголках нашей памяти всю жизнь. Вот только уроки эти, какими бы добрыми или горькими они не были, не всегда хорошо усваиваются.