Глоссолалия - [5]

Шрифт
Интервал

)… «Это означает, что сердце Божие возымело отвращение к поврежденности и отвергло от себя поврежденное существо…»[5] и т. д. — На протяжении ряда страниц Яков Беме рисует градации жестов из звука.

17

В приводимом звучании явлено «am-an-an» (am Anfang); интересует, «m», «n», полугласные, или сонанты; «am-an» или «man» — звуки мысли; действительно: — man-gti есть понимать (по-литовски), man-am(по-армянски) есть то же; по-зендски мысль — mana; и по-санскритки: мысль — manah, молитва — и man-ma, и man-tra, ум — mana-s; подумали — mamn-ate; «mn» — звуки мысли: мн-ить и мн-ение; min-eti есть иметь на уме (по-литовски); ум — и menos, и men-s и men-me (ирландский) — ум. Уразумеем теперь эти звуки. — «Am Anfang» — в них есть сочетание am-an-an, переходящее в (а)mana(n); — «am Anfang» («в начале») гласит звуком слов, что «в начале был разум» . Самое начало есть разум: «В начале бе слово».

Евангелист Иоанн вписан звуками.

Так еврейское «берешит» и немецкое «Anfang» дают две картины: пылающий блесками мир; и — Элогимы под ним; это вскрыл Рудольф Штейнер… И некий космический человек «Adam Kadmon» (ad-ad-am-on) (в мысли божественной, в «Mana», звучит по-немецки; «В начале всего»).

Звук «aman» заключает мысль разума (mana), любви (ame), жениха (Маnn); Начало сошлося с Концом; юдаизм с христианством; картины и звуки иные: жест смысла — один.

18

Не забываю: я — субъективен; мои толкования — жалкие упражнения в уразуменьи письмен, устремленных на нас из-за бури свиваемых листьев усохшего смысла; самосознание звука в нас есть: но оно, как младенец, — едва открывает глаза в необъятность безобразно вставшего мира; безобразность поглядит на меня; и — отрясает мне внятицу обыденного слова; но я — не невежа: не варвар; я — только не эллин; я — скиф; в мир созвучий родился я только что; ощущаю себя в этом новом, открывшемся мире — переживающим шаром, многоочитым и обращенным в себя; этот шар, этот мир, есть мой рот; звуки носятся в нем; нет еще: разделения вод, ни морей, ни земель, ни растений, — переливаются воздухожары, переливаются водовоздушности: нет внятных звуков.

Ушел к себе в рот подсмотреть мироздание речи: я буду рассказывать сказку, в которую верю, как в быль; сказка звуков пройдет: пусть для вас она — сказка; а для меня она — истина; дикую истину звука я буду рассказывать.

19

Из глубины божества вспыхнул план мирозданий.

И — не было: ни начал, ни архангелов, ангелов; не было человека, животных, трав, суши; само Божество не склонилось еще к месту мира: оно еще отлагалось обвалом: образовало дыру в самосоздании духовных существ; но обвалы духовного мира — дары; их повергли в ничто, как жар жизни, — Престолы; а Элогимы плотнили жару: — образовалось сознание жара и шара внутри Элогимов; самосознание Элогимов теперь проницало себя; и — ощутило свое бытие (план физической жизни), как пышащий шар; и очами смотрело в себя: очи шара — случения элогимовых мыслей — себя ощутили, как самостность тела: то было началом Начал; воплощались они.

Их работы — скульптурные слепки: тепло (иль зачатки физических органов); мы — сознание органов — были вне органов мыслями мыслей Начал.

Действо жизни Начал, теплота, была суммой термических колебаний во времени: времена истекли из Начал.

Протекал первый день: назывался Сатурном.[6]

20

Как возник мир согласных?

Был повергнут в ничто — в полость рта, — выдыхательный жар; и звуки слагались, обстав круг гортани: теплоты неслись, расширялись струей в выход глотки; в летучем безвещии звука стояло легчайшее — «h» — … — Шум тепла выдыханий — Начала. В Начале — тепло; а ущелье рождения звука есть глотка: струя жара несла неопределенную гласную, «е» опрокинутое, совпадающую с неслоговой альфой; так учат лингвисты;[7] и учат они: это «е» опрокинутое, или «а» в «ar», «аl» обратилась в «ir», «ur»,[8] «V» есть звук полугласный; он средний меж «u» и меж «w», в «u» мы движем гортанью: uh-uh — проносилось из глотки; невыразимости шума, тепла (в полость рта) ужасами; и за отчетливым звуком тянулась змея жаровая в ущельях гортани, и обернись поздний звук на себя, к месту выхода глотки, к младенческим мигам своим, — он увидел бы, что за ним поползли — из дыры, глубины.

Звуки некогда были: движением гортани; в мучительных расширениях и в сжатиях тепло проползало из «u» (»u» — гортань).

21

Струя жара дробилась, металась, образовала пару — «u» и «h»; образовалось древнейшее «w» (задне-небное «w»); приближалось оно к звуку «u»; приближалось оно к звуку gwh; образовались зачатки материи минералов (h-h); образовались зачатки тела жизни (w-w); и заработали звуки: «ch», «k» — оплотнения «h»; «m»; «b», «р» оплотнения «w»; будущий материк нашей суши g, k, — и животного тела b, р, — в первый день состоянья тепла суть еще состояние «h», состояние «w».

22

За отчетливым «р» стоит древнее «w»: — и в «р» чуется; в полость рта наползает змея выдыхаемых жаров; хрипит звуковой Протагон; вылезает из недра; звук пухнет в безвещии: ppp-phpph-wphw-uwu-uuu; и — «Uhr» вылезает.

За оболочкой позднейшего звука мятутся старинные шумы — в глухонемой темноте; толокутся и бегают, водворяя нам бестолочь: лепетания старых Парок лобзают; и — Парка бормочет:


Еще от автора Андрей Белый
100 стихотворений о любви

Что такое любовь? Какая она бывает? Бывает ли? Этот сборник стихотворений о любви предлагает свои ответы! Сто самых трогательных произведений, сто жемчужин творчества от великих поэтов всех времен и народов.


Петербург

Андрей Белый (Борис Николаевич Бугаев) – одна из ключевых фигур Серебряного века, оригинальный и влиятельный символист, создатель совершенной и непревзойденной по звучанию поэзии и автор оригинальной «орнаментальной» прозы, высшим достижением которой стал роман «Петербург», названный современниками не прозой, а «разъятой стихией». По словам Д.С.Лихачева, Петербург в романе – «не между Востоком и Западом, а Восток и Запад одновременно, т. е. весь мир. Так ставит проблему России Белый впервые в русской литературе».


Москва

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Петербург. Стихотворения

Андрей Белый (Борис Николаевич Бугаев) – одна из ключевых фигур Серебряного века, оригинальный и влиятельный символист, создатель совершенной и непревзойденной по звучанию поэзии и автор оригинальной «орнаментальной» прозы, высшим достижением которой стал роман «Петербург», названный современниками не прозой, а «разъятой стихией». По словам Д.С.Лихачева, Петербург в романе – «не между Востоком и Западом, а Восток и Запад одновременно, т. е. весь мир. Так ставит проблему России Белый впервые в русской литературе».Помимо «Петербурга» в состав книги вошли стихотворения А.Белого из сборников «Золото в лазури», «Пепел» и поэма «Первое свидание».


Символизм как миропонимание

Андрей Белый (1880–1934) — не только всемирно известный поэт и прозаик, но и оригинальный мыслитель, теоретик русского символизма. Книга включает наиболее значительные философские, культурологичекие и эстетические труды писателя.Рассчитана на всех интересующихся проблемами философии и культуры.http://ruslit.traumlibrary.net.


Советская поэзия. Том первый

Перед нами гигантская, «тысячелистая» (В. Маяковский) книга советской многонациональной поэзии. Дыханием времени веет с ее страниц. Листая эти два огромных тома, попадаешь в атмосферу революционной эпохи, острейших социальных конфликтов, строительного энтузиазма, народного подвига в защите родины, свершения великих дел во имя торжества идей коммунизма. Каждый поэт говорит «о времени и о себе», а все вместе они отражают многие существенные черты народной жизни на более чем полувековом отрезке истории.Идеалы борьбы за переустройство старого мира вдохновляли литературу и искусство нового времени с первых же шагов, поэтому не случайно, что Октябрьская революция стала главной темой рождавшейся в ее горниле советской поэзии.


Рекомендуем почитать
Литературное творчество М. В. Ломоносова: Исследования и материалы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


«На дне» М. Горького

Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.


Словенская литература

Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.


«Сказание» инока Парфения в литературном контексте XIX века

«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.