Глоссолалия - [5]
)… «Это означает, что сердце Божие возымело отвращение к поврежденности и отвергло от себя поврежденное существо…»[5] и т. д. — На протяжении ряда страниц Яков Беме рисует градации жестов из звука.
17
В приводимом звучании явлено «am-an-an» (am Anfang); интересует, «m», «n», полугласные, или сонанты; «am-an» или «man» — звуки мысли; действительно: — man-gti есть понимать (по-литовски), man-am(по-армянски) есть то же; по-зендски мысль — mana; и по-санскритки: мысль — manah, молитва — и man-ma, и man-tra, ум — mana-s; подумали — mamn-ate; «mn» — звуки мысли: мн-ить и мн-ение; min-eti есть иметь на уме (по-литовски); ум — и menos, и men-s и men-me (ирландский) — ум. Уразумеем теперь эти звуки. — «Am Anfang» — в них есть сочетание am-an-an, переходящее в (а)mana(n); — «am Anfang» («в начале») гласит звуком слов, что «в начале был разум» . Самое начало есть разум: «В начале бе слово».
Евангелист Иоанн вписан звуками.
Так еврейское «берешит» и немецкое «Anfang» дают две картины: пылающий блесками мир; и — Элогимы под ним; это вскрыл Рудольф Штейнер… И некий космический человек «Adam Kadmon» (ad-ad-am-on) (в мысли божественной, в «Mana», звучит по-немецки; «В начале всего»).
Звук «aman» заключает мысль разума (mana), любви (ame), жениха (Маnn); Начало сошлося с Концом; юдаизм с христианством; картины и звуки иные: жест смысла — один.
18
Не забываю: я — субъективен; мои толкования — жалкие упражнения в уразуменьи письмен, устремленных на нас из-за бури свиваемых листьев усохшего смысла; самосознание звука в нас есть: но оно, как младенец, — едва открывает глаза в необъятность безобразно вставшего мира; безобразность поглядит на меня; и — отрясает мне внятицу обыденного слова; но я — не невежа: не варвар; я — только не эллин; я — скиф; в мир созвучий родился я только что; ощущаю себя в этом новом, открывшемся мире — переживающим шаром, многоочитым и обращенным в себя; этот шар, этот мир, есть мой рот; звуки носятся в нем; нет еще: разделения вод, ни морей, ни земель, ни растений, — переливаются воздухожары, переливаются водовоздушности: нет внятных звуков.
Ушел к себе в рот подсмотреть мироздание речи: я буду рассказывать сказку, в которую верю, как в быль; сказка звуков пройдет: пусть для вас она — сказка; а для меня она — истина; дикую истину звука я буду рассказывать.
19
Из глубины божества вспыхнул план мирозданий.
И — не было: ни начал, ни архангелов, ангелов; не было человека, животных, трав, суши; само Божество не склонилось еще к месту мира: оно еще отлагалось обвалом: образовало дыру в самосоздании духовных существ; но обвалы духовного мира — дары; их повергли в ничто, как жар жизни, — Престолы; а Элогимы плотнили жару: — образовалось сознание жара и шара внутри Элогимов; самосознание Элогимов теперь проницало себя; и — ощутило свое бытие (план физической жизни), как пышащий шар; и очами смотрело в себя: очи шара — случения элогимовых мыслей — себя ощутили, как самостность тела: то было началом Начал; воплощались они.
Их работы — скульптурные слепки: тепло (иль зачатки физических органов); мы — сознание органов — были вне органов мыслями мыслей Начал.
Действо жизни Начал, теплота, была суммой термических колебаний во времени: времена истекли из Начал.
Протекал первый день: назывался Сатурном.[6]
20
Как возник мир согласных?
Был повергнут в ничто — в полость рта, — выдыхательный жар; и звуки слагались, обстав круг гортани: теплоты неслись, расширялись струей в выход глотки; в летучем безвещии звука стояло легчайшее — «h» — … — Шум тепла выдыханий — Начала. В Начале — тепло; а ущелье рождения звука есть глотка: струя жара несла неопределенную гласную, «е» опрокинутое, совпадающую с неслоговой альфой; так учат лингвисты;[7] и учат они: это «е» опрокинутое, или «а» в «ar», «аl» обратилась в «ir», «ur»,[8] «V» есть звук полугласный; он средний меж «u» и меж «w», в «u» мы движем гортанью: uh-uh — проносилось из глотки; невыразимости шума, тепла (в полость рта) ужасами; и за отчетливым звуком тянулась змея жаровая в ущельях гортани, и обернись поздний звук на себя, к месту выхода глотки, к младенческим мигам своим, — он увидел бы, что за ним поползли — из дыры, глубины.
Звуки некогда были: движением гортани; в мучительных расширениях и в сжатиях тепло проползало из «u» (»u» — гортань).
21
Струя жара дробилась, металась, образовала пару — «u» и «h»; образовалось древнейшее «w» (задне-небное «w»); приближалось оно к звуку «u»; приближалось оно к звуку gwh; образовались зачатки материи минералов (h-h); образовались зачатки тела жизни (w-w); и заработали звуки: «ch», «k» — оплотнения «h»; «m»; «b», «р» оплотнения «w»; будущий материк нашей суши g, k, — и животного тела b, р, — в первый день состоянья тепла суть еще состояние «h», состояние «w».
22
За отчетливым «р» стоит древнее «w»: — и в «р» чуется; в полость рта наползает змея выдыхаемых жаров; хрипит звуковой Протагон; вылезает из недра; звук пухнет в безвещии: ppp-phpph-wphw-uwu-uuu; и — «Uhr» вылезает.
За оболочкой позднейшего звука мятутся старинные шумы — в глухонемой темноте; толокутся и бегают, водворяя нам бестолочь: лепетания старых Парок лобзают; и — Парка бормочет:
Что такое любовь? Какая она бывает? Бывает ли? Этот сборник стихотворений о любви предлагает свои ответы! Сто самых трогательных произведений, сто жемчужин творчества от великих поэтов всех времен и народов.
Андрей Белый (Борис Николаевич Бугаев) – одна из ключевых фигур Серебряного века, оригинальный и влиятельный символист, создатель совершенной и непревзойденной по звучанию поэзии и автор оригинальной «орнаментальной» прозы, высшим достижением которой стал роман «Петербург», названный современниками не прозой, а «разъятой стихией». По словам Д.С.Лихачева, Петербург в романе – «не между Востоком и Западом, а Восток и Запад одновременно, т. е. весь мир. Так ставит проблему России Белый впервые в русской литературе».
Андрей Белый (1880–1934) — не только всемирно известный поэт и прозаик, но и оригинальный мыслитель, теоретик русского символизма. Книга включает наиболее значительные философские, культурологичекие и эстетические труды писателя.Рассчитана на всех интересующихся проблемами философии и культуры.http://ruslit.traumlibrary.net.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Андрей Белый (Борис Николаевич Бугаев) – одна из ключевых фигур Серебряного века, оригинальный и влиятельный символист, создатель совершенной и непревзойденной по звучанию поэзии и автор оригинальной «орнаментальной» прозы, высшим достижением которой стал роман «Петербург», названный современниками не прозой, а «разъятой стихией». По словам Д.С.Лихачева, Петербург в романе – «не между Востоком и Западом, а Восток и Запад одновременно, т. е. весь мир. Так ставит проблему России Белый впервые в русской литературе».Помимо «Петербурга» в состав книги вошли стихотворения А.Белого из сборников «Золото в лазури», «Пепел» и поэма «Первое свидание».
Вступительная статья, составление, подготовка текста и примечания А.В. Лаврова.Тексты четырех «симфоний» Андрея Белого печатаются по их первым изданиям, с исправлением типографских погрешностей и в соответствии с современными нормами орфографии и пунктуации (но с сохранением специфических особенностей, отражающих индивидуальную авторскую манеру). Первые три «симфонии» были переизданы при жизни Белого, однако при этом их текст творческой авторской правке не подвергался; незначительные отличия по отношению к первым изданиям представляют собой в основном дополнительные опечатки и порчу текста.
Лидия Гинзбург (1902–1990) – автор, чье новаторство и место в литературном ландшафте ХХ века до сих пор не оценены по достоинству. Выдающийся филолог, автор фундаментальных работ по русской литературе, Л. Гинзбург получила мировую известность благодаря «Запискам блокадного человека». Однако своим главным достижением она считала прозаические тексты, написанные в стол и практически не публиковавшиеся при ее жизни. Задача, которую ставит перед собой Гинзбург-прозаик, – создать тип письма, адекватный катастрофическому XX веку и новому историческому субъекту, оказавшемуся в ситуации краха предыдущих индивидуалистических и гуманистических систем ценностей.
В книге собраны воспоминания об Антоне Павловиче Чехове и его окружении, принадлежащие родным писателя — брату, сестре, племянникам, а также мемуары о чеховской семье.
Поэзия в Китае на протяжении многих веков была радостью для простых людей, отрадой для интеллигентов, способом высказать самое сокровенное. Будь то народная песня или стихотворение признанного мастера — каждое слово осталось в истории китайской литературы.Автор рассказывает о поэзии Китая от древних песен до лирики начала XX века. Из книги вы узнаете о главных поэтических жанрах и стилях, известных сборниках, влиятельных и талантливых поэтах, группировках и течениях.Издание предназначено для широкого круга читателей.
Наталья Алексеевна Решетовская — первая жена Нобелевского лауреата А. И. Солженицына, член Союза писателей России, автор пяти мемуарных книг. Шестая книга писательницы также связана с именем человека, для которого она всю свою жизнь была и самым страстным защитником, и самым непримиримым оппонентом. Но, увы, книге с подзаголовком «Моя прижизненная реабилитация» суждено было предстать перед читателями лишь после смерти ее автора… Книга раскрывает мало кому известные до сих пор факты взаимоотношений автора с Агентством печати «Новости», с выходом в издательстве АПН (1975 г.) ее первой книги и ее шествием по многим зарубежным странам.
Опираясь на идеи структурализма и русской формальной школы, автор анализирует классическую фантастическую литературу от сказок Перро и первых европейских адаптаций «Тысячи и одной ночи» до новелл Гофмана и Эдгара По (не затрагивая т. наз. орудийное чудесное, т. е. научную фантастику) и выводит в итоге сущностную характеристику фантастики как жанра: «…она представляет собой квинтэссенцию всякой литературы, ибо в ней свойственное всей литературе оспаривание границы между реальным и ирреальным происходит совершенно эксплицитно и оказывается в центре внимания».
Эта книга – вторая часть двухтомника, посвященного русской литературе двадцатого века. Каждая глава – страница истории глазами писателей и поэтов, ставших свидетелями главных событий эпохи, в которой им довелось жить и творить. Во второй том вошли лекции о произведениях таких выдающихся личностей, как Пикуль, Булгаков, Шаламов, Искандер, Айтматов, Евтушенко и другие. Дмитрий Быков будто возвращает нас в тот год, в котором была создана та или иная книга. Книга создана по мотивам популярной программы «Сто лекций с Дмитрием Быковым».