Глория - [36]

Два часа Арчер стучал молотком, прикреплял блоки, протягивал стальную проволоку сквозь отверстия блоков. Он открыл окно и свежий юго-восточный ветер поздней осени врывался в комнату, расшвыривая пыль по углам, проводя холодной рукой по шее. Я закутался в одеяло поплотнее и заснул в комнате, заполненной свежим воздухом и дыханием океана. Я заснул и спал спокойно. Кошмары оставили меня. Черный человек со сросшимися бровями не преследовал меня в моем сне. Мне снился океан, таким, как его видишь с мыса у порта, когда соленые брызги летят тебе в лицо. Ветер гудит в ушах, белые клочья пены пытаются оторваться от закипающих волн. Чайки летают над водой, их крики печальны, как плач ребенка.

Я закрываю глаза сейчас, но до сих пор вижу свинцовые волны, ощущаю соленую воду на губах и слышу жалобные крики чаек над предштормовым океаном...

Дальше все вошло в обычное, если так можно сказать, русло. Я просыпался рано, сам умывался — просто ставил таз с водой со стула рядом с кроватью себе на живот и брызгался водой в лицо, потом занимался — три подхода на каждую руку по десять движений разным хватом рук. Тяжести мне ставил Арчер вечером накануне. Затем завтракал и принимал посетителей. Часто это был Лис — играл со мной в карты, рассказывал новости, Чарли — он почти всегда приносил мне яблоки или что-нибудь вкусное. Артур обычно читал газету по утрам у меня в комнате. Потом я делал два раза по два подхода с меньшей тяжестью и делал наклоны, пытаясь не сдвинуть с подвесок загипсованную ногу. К тому же Арчер заставлял меня делать разминку для верхней части туловища. Он строго подсчитывал количество упражнений, но никогда не доводил до полного упадка сил. Потом обед и сон. Вечером часто в моей комнате Марта вязала вместе с Розой — девушкой Чарли. Вообще девушек стало меньше — на консервной фабрике появились вакансии и многие нанялись на работу, снимая комнаты по соседству с рынком Росса, почти рядом со Средним городом. Я тянул тяжести в третий и последний раз за день, делал по настоянию Арчера большее число подходов и поэтому засыпал, как убитый.

Времени было много и я думал обо всем — как там носятся по осенним улицам в дождь и грязь гонцы, как дон Чезаре сидит в своей конторе за своим колоссальным дубовым столом, чья теперь бывшая моей цепь. Что делали Артур, Чарли, Блэк, Арчер и Лис во время облавы? Кто такой дон Торио? И тут же, без всякого перехода думал о том, что Марта приготовит на завтрак и какой будет погода завтра — будет солнце или пойдет дождь? Часто вспоминал Саймона, Любо и Мону и, засыпая, просил кого-то, не знаю кого, но просил за них, чтобы у них все было хорошо, просил за всех наших. Я засыпал, но просыпался под утро от странных безоблачных снов, в которых я летал над облаками, где-то рядом с солнцем...

Нога заживала, под повязкой чесалось немилосердно. Вы никогда не пробовали чесать гипс?!

Все шло, как и раньше. Артур и ребята уходили в Город на два-три дня, возвращались и проводили столько же времени дома.

В городе прочно обосновалась зима. Ледяные норды ревели в трубах, срывая вывески и сбивая пену с волн в гавани. Ветра бились в стены домов вперемешку с упругими струями воды, летящей из низких свинцовых облаков. Иногда дождь шел несколько дней подряд, улицы превращались в реки мутной воды, смывавшей мусор и опавшие листья.

С каждым днем мне все меньше и меньше хотелось говорить. Я вспоминал все, что произошло со мной за всю мою короткую жизнь. Если раньше я склонен был к тому, что жизнь была не такой уж плохой, то сейчас мне вспоминалось все самое плохое, что происходило со мной. Я вспоминал то, о чем раньше никому не говорил. Однообразными повторами — Селкирк, пулеметы, Никиш — я доводил себя до бешенства. Бывали моменты, когда только сломанная нога не давала мне сокрушить все, что находилось в комнате. Я представлял себе, как вцепляюсь в горло Никиша, как бью его, режу ножом. Эти мечты доставляли мне тогда большое удовольствие, что показывает, как близко я был к тому, чтобы сойти с ума.

Я не мог себе позволить кричать на Артура или на кого-нибудь из домашних. Поэтому я выкладывал всю свою злость на тяжестях. С каким-то нелепым, но вместе с тем понятным, удовольствием я чувствовал, как дрожат мои мышцы после серии упражнений. Усталость и опустошенность, приходящие ко мне, позволяли засыпать и не видеть снов. По крайней мере, какое то время я не видел снов. Потом стало хуже.

Кошмары сводили меня с ума — мой враг настигал меня в каждом. Я то бежал от него, то дрался с ним, пуская в ход даже зубы, но все было тщетно. Он неизменно побеждал меня. Каждый раз его лицо заслоняло весь становившийся нереальным мир, он усмехался, кривя толстые губы, я чувствовал свист, глухой стук удара по голове — и просыпался. Во рту стоял привкус крови, руки сжаты в кулаки так, что оставались следы на ладонях.

И я шипел сквозь сжатые до скрипа зубы:

— Я убью тебя, Никиш, убью, убью!

Может быть, я бы и сошел с ума тогда, но произошло несколько событий.

Во-первых, погода изменилась. Остаток зимы прошел без изматывающих душу дождей.

Во-вторых, доктор, навещавший меня несколько раз, снял гипс и я смог встать, но, увы, не на ноги, а всего лишь на костыли.