Глориана, или Королева, не вкусившая радостей плоти - [13]

– Конечно, Ваше Величество. За обедом ваш слух усладит музыка мастера Павеалли…

– Превосходно. Я уверена, что и все прочее уместно. И платье на сегодняшний вечер уже ожидает нас, а, мастер Орм?

– Каждой пуговицей, мадам.

– А вы, мастер Уоллис, подготовили ли речь на вторую половину дня?

– Две, Ваше Величество, – одну для иноземных посланников, одну для мэра Лондона.

– И мне не нужно ничего решать касательно обеда и ужина, я полагаю. И, сир Вивиан, я сожалею о том, что мы не сможем отправиться на охоту до следующей недели, но молю вас поохотиться без нас.

Тем самым Королева разрядила атмосферу в палате Совета, рассмешив всех, ибо над страстью сира Вивиана подшучивали здесь и там.

Неспешно Глориана поднялась из кресла, даря ответной улыбкой внезапно развеселившихся советников. Они встали, дабы формально выразить уважение.

– Более срочных дел нет? Се была единственная неотложная проблема, лорд Монфалькон?

– Ровно так, мадам. – Старый Канцлер поклонился и передал ей свиток. – Здесь – предлагаемое мною решение для Катая и Бенгалия.

Она приняла свиток.

– Я прощаюсь с каждым из вас, джентльмены.

Согнулись тринадцать ног. Глориана оставила сие поклонявшееся сборище и вмиг оказалась окружена, второй раз за день, пажами и фрейлинами, что препроводили Королеву до собственного ее обиталища, где она смогла провести, к вящей радости, половину часа, наслаждаясь изучением полонийского вопроса в компании своей созаговорщицы по невинности, графини Скайской.

Перион Монфалькон, хмурясь, дал сигнал сначала Лисуарте Ингльборо, а потом сиру Тому; закадычная дружба связывала сию троицу, пережившую тиранию, возврата коей они поклялись избежать. Второпях попрощавшись с товарищами по совету, Монфалькон увлек сих двоих за маленькую дверцу и далее через пространство меж палатами в собственное ведомство. То были огромные залы. Их заполняли книги о Законе и Истории. Иные тома размерами не уступали самому Монфалькону. Залы освещались высокими окнами, задуманными таким образом, чтобы подглядеть занятия здешних работников было невозможно. Рассеянный свет, вливаясь, словно бы застаивался у потолков и почти не достигал пола, на коем трое мужчин стояли теперь близ содержавшегося в образцовом порядке письменного стола лорда Монфалькона.

Лорд-Канцлер вздохнул и, качая головой, почесал мощный нос.

– Она впервые ведет себя столь прихотливо. Оттого ли, что я, занедужив, не вставал с кровати и она ощущала себя покинутой? Поступок глуповатого ребенка. Она не была такой с рождения.

Лорд-Адмирал опер свои косточки о столешницу.

– Возможно, она желает отвести душу?

Том Ффинн отверг сию гипотезу.

– Она слишком хорошо сознает свои обязанности. Возможно, она была не в себе.

– Сие вероятнее. – Монфалькон потер ни с того ни с сего занывшую, словно он побывал в бою, руку. – Но при всем том… вы заметили боль? Не исключено, что в минуты, когда она писала и отсылала письма, она надеялась стать свободной.

– Ни в какое иное время не выказывала она такого помрачения. – Охнув, лорд Ингльборо охватил рукой левое бедро. Его собственная агония грозила вывернуть тело наизнанку.

Лорд Монфалькон сказал:

– Мы обязаны гарантировать, что подобное не повторится. И избавить ее от муки, если сие возможно.

– Ты становишься сентиментален, Перион. – Том Ффинн спокойно произвел смешок, леденивший кровь тысяч людей. – Но как нам решить сию дилемму?

– Она должна отпасть сама собой, – сказал Ингльборо. – Верно?

Монфалькон потряс решительной головой.

– Есть иной способ. Более одного, но для начала я испробую менее драматический. Я привык к подобным манипуляциям. Если б только Королева знала, на что я иду, дабы укрепить Веру в ней и в ее подданных! В данном случае искусство в том, чтобы провести и отсрочить всех ухажеров, сохранить в них надежду, не давать никому настоящих заверений, никого не оскорбить, истощить настойчивых и приободрить удрученных. Так я разыгрываю флирт для Королевы. – И он изобразил короткий, нетипичный для него танец, полагаемый, как видно, исполненным флирта, после чего уселся. – Упаднический Полониец движется оттуда, воинственный Арабиец отсюда. Секрет в том, как позволить им прибыть почти одновременно в надежде, что они столкнутся – взглянут, так сказать, в зерцало и отшатнутся от увиденного, – и удалятся, обиженные.

– Но Полониец явится слишком скоро! – настаивал Том Ффинн.

– Значит, я его остановлю.

– Как?

– Саботажем. Его корабль можно ненадолго задержать в Гавре.

– Он отыщет другой.

– Верно. Тогда ближе к дому… – Стук в дверь, и насупившийся лорд Монфалькон: – Войдите.

Явился юный паж. В вытянутой правой руке он держал запечатанный конверт. Паж поклонился компании.

– Милорд, послание от сира Кристофера, велено передать незамедлительно.

Лорд Монфалькон принял конверт и взломал печати, поспешно вчитался, свирепея.

– Тот, кого я полагал… единственный, кого я считал… и он объявлен убивцем и разыскиваем повсюду. Клянусь Зевесом, я бы с радостью посмотрел, как сей жабеныш прыгает на виселице.

– Твой слуга? – ухмыльнулся Том Ффинн. – Скверный слуга, если верить услышанному.

– Нет, нет. Лучший из имеющихся. Умнее никого и нет. Никого нет и порочнее… но, кажется, он перехитрил самого себя. И арабийский князек тут как тут. Конечно! Арабиец сира Ланцалота!