Глиняный мост - [99]
Через день разрешалось проспать – то есть в половине шестого явиться в боксерский клуб «Трай колорз» и бежать с боксерами утренний кросс. Пропустишь хоть раз – старик узнает. Не сомневайся.
И все-таки.
Никогда его еще так не осаждали.
В четырнадцать она опять начала писать письма, теперь уже как Кэри Новак.
Келли из деревни была забыта. Она извинялась за неправильное поведение и надеялась, что он не стал о ней плохо думать. Она все знает – его правила обучения – и готова на все; она будет чистить стойла без перерыва, если надо.
Наконец, пришло письмо с ответом.
Туго закрученным почерком Энниса Макэндрю было написано неизбежное – две одинаковые фразы:
«Согласие матери.
Согласие отца».
А это и была ее самая большая трудность.
Родители тоже стояли на своем: жокеем она не станет.
Кэри считала, что это свинство.
Без проблем, отлично, ее оболтусы-братья пусть идут в жокеи – посредственные, ленивые, – а ей вот нельзя. Однажды она сняла со стены гостиной фотографию Испанца в рамке и бросилась доказывать:
– У Макэндрю даже есть конь – потомок этого.
– Чего?
– Ты что, газет не читаешь?
И потом:
– Как ты можешь, получив все это сам, не давать мне? Посмотри на него!
Горящие веснушки.
Всклокоченные волосы.
– Ты что, не помнишь, каково оно? Проходить поворот? Лететь к финишу?
Вместо того чтобы повесить фотографию обратно на стену, она шмякнула ее перед ним на стол, так что треснуло стекло.
– Можешь заплатить за него, – сказал отец, и еще повезло, что рамка была дешевенькая.
Но вот такого везения (или невезения, как некоторые бы возразили) она и не ждала.
Пока они, ползая на коленях, собирали осколки, он рассеянно сказал куда-то в половицы:
– Само собой, читаю. Кличка у него Матадор.
Дошло до того, что Кэтрин влепила ей пощечину. Забавно, что может сделать обычная оплеуха.
Ее акварельные глаза чуть зажглись – буйные, наэлектризованные гневом. Волосы, несколько прядей, взметнулись, и на пороге возник Тед.
– Вот так уж не надо.
Он указал на Кэри.
Но было еще кое-что.
Кэтрин била, только если ее побеждали.
Вот что сделала Кэри.
Одна из классических радостей детства.
Школьные каникулы.
Ушла с утра, сказав, что переночует у Келли Энтвистл, но вместо этого села в поезд до города. Вечером она целый час топталась у конюшен Макэндрю; у тесной конторы, давно нуждавшейся в покраске. Когда тянуть дальше стало невозможно, вошла и оказалась перед письменным столом. За ним сидела жена Макэндрю. Поглощенная какими-то подсчетами, она жевала добрый ком жвачки.
– Извините, – дрожащим и задушенным голосом обратилась к ней Кэри. – Мне бы… мистера Энниса?
Женщина подняла глаза; перманент, «Стиморол», любопытство.
– Ты, наверное, хотела сказать Макэндрю.
– Ой да, извините.
Кэри попробовала улыбнуться.
– Я немножко нервничаю.
Теперь женщина кое-что заметила; подавшись вперед, сдвинула очки на нос. Одним движением она превратила полное неведение в четкое понимание.
– А ты, часом, не дочка старины Теда?
Черт!
– Да, мисс.
– Родители в курсе, что ты здесь?
Волосы Кэри были собраны в косичку, которая туго оплетала голову.
– Нет, мисс.
Почти раскаяние, почти сожаление.
– Боже, детка, ты сама добиралась?
– Да, на поезде. И на автобусе.
Она уже было затараторила:
– Ну, сначала я села не на тот автобус…
Тут она взяла себя в руки.
– Миссис Макэндрю, я хочу работу.
Вот в этот самый миг она ее и покорила.
Жена Макэндрю сунула ручку себе в волосы.
– Сколько тебе?
– Четырнадцать.
Миссис Макэндрю фыркнула и рассмеялась.
Бывало, она слышала, как они беседуют вечером, укрывшись в кухне.
Тед и Кэтрин.
Воинственная Екатерина Великая.
– Ну послушай, – говорил Тед. – Если уж заниматься, то лучше всего у Энниса. Он проследит. Он даже не разрешает им жить на конюшне – у всех должно быть нормальное жилье.
– Надо же!
– Э, поспокойней.
– Ладно.
Но она ничуть не сбавила:
– Дело же не в нем, а в самом этом спорте.
Кэри стояла в прихожей.
Вместо пижамы – шорты и майка.
Теплые липкие ступни.
Струйка света упала на пальцы.
– О, опять ты за свое, – сказал Тед.
Он встал и подошел к раковине.
– Да этот спорт дал мне все.
– Ага.
Искреннее проклятье.
– Язвы и обмороки. А переломов сколько?
– Грибок не забудь.
Он хотел разрядить обстановку.
Не получилось.
Она продолжала, проклятия сыпались, и девочка в прихожей от них темнела.
– Это наша дочь, между прочим, и я хочу, чтобы она жила, а не терпела весь тот ад, который выпал тебе и выпадет нашим мальчикам.
Иногда они грохочут во мне, эти слова, горячие, как копыта скаковых лошадей.
Хочу, чтобы она жила.
Хочу, чтобы она жила.
Кэри однажды пересказала Клэю этот разговор – однажды на Окружности.
Екатерина Великая была права.
Права в каждом слове.
Код велосипеда
Мы нашли его выше по течению, где начинаются эвкалипты.
Что мы вообще могли ему сказать?
Майкл просто стал рядом; а когда мы молча двинулись к дому, бережно приобнял за плечо.
Я остался ночевать, а как иначе.
Клэй уступил мне свою постель, а сам сел, прислонившись к стене. Шесть раз за ночь я просыпался, и Клэй сидел прямо.
На седьмой раз он, наконец, упал.
