Глиняный мост - [13]

– Придурки, – повторил Старки. – Ну спасибо.

Он приобнял ее, будто услышал о себе приятное.

– Эй, милашка!

Это Генри.

Девица и горгулья разом обернулись, и Генри завернул улыбку.

– Это не игра, а только тренировка!

Она уперла руку в бедро – и вы догадались, что она спросила, эта девица с перекрученной бретелькой. Генри тут же постарался блеснуть:

– Ну что, Клэй, просвети нас. За каким чертом ты тренируешься?

Но в этот раз Клэй отвлекся от ее плеча. Он чувствовал пульс в ссадинах на скуле – по милости бакенбардов Старки. Здоровой рукой пошарил в кармане, как-то неестественно, затем сел на корточки.

Теперь уже можно сказать: для чего тренировался наш брат, было такой же загадкой и для него самого. Он знал лишь, что работает и готовится ради какого-то дня, который однажды он узнает, – а этот день, как оказалось, уже пришел. Он ждал Клэя дома на кухне.

Кэрбайн-стрит и Эмпайр-лейн, затем длинная Посейдон.

Клэю всегда нравилось ехать домой этой дорогой.

Ему нравились мотыльки, высоко и тесно клубившиеся вокруг разных уличных фонарей. Он раздумывал, возбуждает ли их ночь или успокаивает и умиротворяет; но в любом случае ночь давала им цель. Эти мошки знали, что им делать.

Скоро уже въехали на Арчер-стрит. Генри: за рулем, правит одной рукой, улыбается. Рори: закинул ноги на торпеду. Томми: полусонный, привалился к высунувшей язык Рози. Клэй: не ведающий, что день настал.

Наконец, Рори не выдержал покоя:

– Блин, Томми, этой псине обязательно так громко, сука, пыхтеть?

Трое посмеялись, кратко и смачно.

Клэй смотрел в окно.

Может, Генри подошло бы вести машину как попало, лихо подлететь к дому, но было совсем не так.

Включенный у дома соседки миссис Чилман поворотник.

Плавный поворот – настолько ловкий, как только позволила машина.

Фары погасли.

Дверцы распахнулись.

Лишь одно потревожило царивший вокруг покой: как они закрыли машину. Четыре быстрых хлопка расстреляли дом – и все двинулись прямиком на кухню.

Они толпой шли через лужайку.

– Кто-нибудь из вас, уродцев, знает, что на ужин?

– Остатки.

– Да, так и есть.

Их ступни разом вспахали крыльцо.

– Пришли, – сказал я. – Так что готовься сматываться.

– Понимаю.

– Ничего ты не понимаешь.

В ту секунду я пытался разобраться, почему все же его не выгнал. Всего несколько минут назад, когда он сообщил мне, зачем приехал, мой голос, отрикошетив от тарелок, впился Убийце прямо в горло:

– Ты хочешь – что?

Может, я почувствовал, что шестерни уже пришли в движение: это все равно должно произойти, и если должно сейчас, пусть так. Кроме того, несмотря на жалкий вид, я почувствовал в Убийце и кое-что иное. В нем чувствовалась решимость, и, конечно, вышвырнуть его вон было бы такое удовольствие – эх! Схватить за локоть. Поднять на ноги. Выпихнуть за дверь. Иисусе Сладчайший, это было бы упоительно! Но это поставило бы нас под удар. Убийца может явиться вновь, пока меня не будет.

Нет. Лучше уж так.

Самый верный способ покончить с этим – собраться нам всем пятерым, продемонстрировать силу.

Ладно, стоп.

Уточним: четверым и одному предателю.

На сей раз все случилось моментально.

Днем Генри и Рори, видимо, не почуяли опасности, но теперь дом пропитан этим ощущением. В воздухе повисла распря и запах сигаретного дыма.

– Шш.

Генри махнул рукой назад и зашептал:

– Внимание.

Они вошли в коридор.

– Мэтью?

– Сюда.

Меланхоличный и густой, мой голос все подтвердил.

Несколько секунд все четверо переглядывались, встревоженные, растерянные, и каждый рылся в своем внутреннем справочнике: что положено делать дальше?

Снова Генри:

– Мэтью, ты там жив?

– Все шикарно, идите сюда.

Они пожали плечами, развели руками.

Теперь у них не осталось причин не войти, и один за другим они оказались на кухне, где лился свет, будто устье реки. Он сменился с желтого на белый.

А там я стоял возле раковины, сложив руки на груди. Рядом – стопка тарелок: чистые, сияющие, как редкий, диковинный экспонат в музее.

Слева от них, за столом, сидел он.

Боже мой, вы это слышите?

Их сердцебиение?

Кухня превратилась в отдельный небольшой континент, и четверо мальчишек стояли на ничейной земле, как бы перед большим переселением. Они прошли к раковине, и мы сбились там в кучу, тесно, и Рози, откуда ни возьмись, с нами. Забавно, кстати, как оно у мальчишек: мы не боялись касаться друг друга: плечами, локтями, костяшками, спинами – и все смотрели на нашего убийцу, одиноко сидевшего за столом. В полном смятении.

Что нам было думать?

Пятеро юнцов, и перепутанные мысли, и Рози, показывающая зубы.

Да, собака на уровне инстинкта поняла, что его надо презирать, именно Рози нарушила молчание: зарычав, она двинулась на Убийцу.

Я поднял ладонь, спокойно и недобро.

– Рози.

Она замедлила шаг.

Тут Убийца открыл рот.

Но не издал ни звука.

Свет аспириново-бел.

И тут кухня стала распахиваться, по крайней мере, для Клэя. Остальные части дома разломались, а двор провалился в ничто. Город, и пригороды, и все заброшенные стадионы снесены и сорваны одним апокалиптическим взмахом – чернота. Для Клэя осталось только здесь, кухня, однажды вечером выросшая из комнаты в континент, и вот.

Мир со столом и тостером.

Из братьев и пота возле раковины.