Глиняные книги - [2]
От своих богатых родичей Н. П. Лихачеву досталось большое наследство; став обладателем крупного состояния, он употребил его целиком на пополнение своих коллекций. Много разъезжая по разным странам, Н. П. Лихачев приобретал египетские папирусы и папские послания, арабские рукописи и византийские грамоты, дневники знаменитых путешественников и редчайшие книги на всех языках. И всё это он свозил в особняк на Петрозаводской. С течением времени там образовался единственный в своем роде музей книг и документов. Ими были заполнены снизу доверху все три этажа.
Должно быть, не случайно владелец особняка приподнял первый этаж на уровень второго. Тем самым он, во-первых, предохранял свои бесценные коллекции от сырости и, во-вторых, затруднял проникновение к ним любителей легкой наживы.
Но Лихачев не был обычным собирателем редкостей, каких на Западе немало.
Скупая за большие деньги уникальные вещи, представляющие исключительный научный интерес, толстосумы-буржуа хвастаются своими приобретениями, охотно демонстрируют их своим друзьям, но держат взаперти от ученых. Кто уплатил деньги, тот и хозяин вещи. Что же касается науки, то таких «коллекционеров» она меньше всего интересует.
Экслибрис (книжный знак) Н. П. Лихачева. Наклейка с таким рисунком имелась на всех книгах его библиотеки.
Совсем иного склада был Н. П. Лихачев. Всесторонне образованный человек, историк и этнограф, археолог и книголюб, он много работал над изданием приобретенных им документов. И, главное, он широко открыл двери своего особняка перед людьми русской науки. Приобретая книги и редкие старинные рукописи, Лихачев заботился прежде всего о том, чтобы они стали доступны русским ученым. Собранные им сокровища он считал достоянием своей Родины, и немало ценных исследований было сделано по материалам его коллекций.
В одной из комнат этого особняка за широким дубовым столом целые дни просиживал высокий человек с сединой в волосах. Но перед ним не было ни пожелтевших от времени пергаментов, ни редчайших египетских папирусов, ни инкунабул — первых книг, вышедших в свет после появления книгопечатания. Перед ним лежали какие-то странные плитки кремового, желтого и темнокоричиевого цвета. Некоторые из них он смачивал специальным раствором из стоявшего на столе флакона, другие же осторожно очищал от покрывавшей их пленки. Потом он подносил к глазам лупу и долго всматривался в их поверхность. Так же тщательно он исследовал и оборотную сторону каждой плитки и ее рёбра.
Глиняная плитка из коллекции Н. П. Лихачева. В документе говорится о распределении людей на работы и о семенах для посева.
Тот же документ, скопированный М. В. Никольским. Справа — лицевая сторона, слева — оборотная. Знаки, выступающие за рамку, были оттиснуты на ребрах плитки.
Если кому-нибудь довелось бы при этом присутствовать, то он, несомненно, поразился бы удивительному, поистине неиссякаемому терпению этого человека. Над одной какой-нибудь плиткой ученый мог просидеть с утра до ночи. Он не знал усталости, забывал о еде.
Вот, сделав два глотка, он отставил в сторону стакан чаю и вспомнил о нем через час, когда чай стал холодным. Вот, обмакнув перо в чернила, он так и застыл с ним в руке. Видно было, что человек с головой ушел в работу.
Иногда, спохватившись, он вынимал часы и, сообразив, что уже далеко за полночь, нехотя вставал из-за стола. Он выходил на безлюдную в этот поздний час Петрозаводскую улицу, полной грудью вдыхал ночную прохладу, и его лицо озаряла счастливая улыбка человека, не зря прожившего день.
Бывали дни, когда этот неутомимый труженик менял свои занятия. Он превращался в прилежного рисовальщика.
На плитках, обработанных специальным химическим раствором, постепенно исчезала верхняя пленка и отчетливо проступали какие-то странные письмена, составленные из черточек, треугольников, полукружий. Их-то и старался он с предельной точностью воспроизвести на бумаге.
Его не удовлетворяла простая копировка этих знаков — их формы, расположения и взаимосвязи. Он стремился передать и те неуловимые, индивидуальные особенности письма, которые в совокупности образуют почерк, свойственный только данному человеку.
Такая работа требовала огромного напряжения, исключительной усидчивости, непрерывного, неослабевающего внимания. Иногда можно было видеть, как он перечеркивал и откладывал в сторону почти готовую копию обширного документа, на снятие которой был потрачен целый день, и вновь (в который раз!) принимался копировать его.
И эта работа длилась не день и не два, не неделю и не месяц. Когда он впервые вошел в этот дом, он был в расцвете сил, а покинул его стариком.
Десять лет проработал Михаил Васильевич Никольский — так звали этого беззаветного труженика науки — в особняке на Петрозаводской. И его работа знаменовала собой рождение русской ассириологии — науки, изучающей историю, культуру, язык и письменные памятники древних народов Месопотамии.
Одним из древнейших очагов человеческой цивилизации, наряду с долинами рек Янцзы и Хуанхэ в Китае, Инда и Ганга в Индии, Нила в Египте, были долины Тигра и Евфрата в Месопотамии. Еще пять тысяч лет назад там возникли первые государства.
