Глиняные книги - [12]
При желании и настойчивости потопленный груз мог бы быть поднят со дна реки. Но спасательные работы велись медленно и плохо. Французское военное судно, посланное для этой цели, не явилось, а маленький ветхий английский пароход, стоявший на реке, был не пригоден для оказания существенной помощи спасателям.
После нескольких робких и неудачных попыток извлечь потопленные ценности со дна Тигра, на них махнули рукой. Обилие находок привело к тому, что западноевропейские археологи перестали дорожить ими. Дело доходило до того, что высокохудожественными барельефами расплачивались за фрахт судов (то есть за перевозку грузов). Прекрасные произведения искусства превращали в разменную монету.
Но ни Рич, ни Ботта, ни Плас Ниневии так и не нашли. Хорсабадский холм скрывал под собой лишь дальний пригород Ниневии — Дур-Шаррукин.
Раскопать столицу Ассирии довелось англичанину Генри Лэйярду.
Беспокойными были молодые годы этого человека. Нигде он подолгу не задерживался. Мы встречаем его попеременно то в Париже, то в Женеве, то в Риме, то в Лондоне. Он занимается искусством и медициной, языками и юриспруденцией.
Одно время казалось, — выбор был сделан окончательно: он обосновался в Лондоне, в конторе стряпчего, и прослужил там целых шесть лет. Но, убедившись, что здесь карьеры не сделать, Лэйярд бросает скучную контору и отправляется на Восток, в поисках приключений.
Решив добраться до Цейлона, он отказывается от комфортабельного путешествия морем и избирает длинный и тяжелый сухопутный маршрут. Он бродит по Балканам, посещает Константинополь и знакомится с английским послом в Турции. Тот по достоинству оценил Лэйярда, его готовность выполнять любые, самые рискованные поручения.
Он появляется в Сирии и Палестине, Ираке и Иране. Его можно было встретить в шатрах кочующих персидских племен и в убогой хижине арабских феллахов. Он дружит с шейхами бедуинов и пирует с сирийцами-христианами, интригуя против тех и других.
Успех французов в Хорсабаде возбудил зависть Лэйярда и навел его на мысль, что раскопки дадут возможность пополнить залы Британского музея и, в то же время, отлично изучить страну. Английский посол горячо поддержал этот план, снабдил его деньгами. И Лэйярд начал действовать.
Первым делом он отправился с визитом к губернатору Мосула Керитли-Оглу. Вот его портрет:
«Он был об одном глазе и об одном ухе, коренаст и жирен, лицо рябое, неловок в движениях и говорил сипло».
Это был один из наиболее жестоких и жадных ставленников Турции в покоренном Ираке. Мосульский губернатор всячески изощрялся в выжимании последних соков из нищего и голодного населения. Сверх множества всяких других налогов он ввел еще налог «джес параси», что в переводе на русский язык значит: «деньги на зуб». Иначе говоря, несчастные жители должны были платить за …износ зубов губернатора при жевании пищи, которую он «милостиво» принимал от ограбленного им населения!
Лэйярд скрыл от Керитли-Оглу свое намерение вести раскопки. Распустив слух, что он собирается охотиться на медведей, водившихся в окрестностях Мосула, Лэйярд с несколькими спутниками поплыл вниз по Тигру.
Он уже давно облюбовал огромный нимрудский холм, на котором годом раньше побывал Диттель. Об этом холме в народе ходили разные легенды. Да и находка русского востоковеда многое сулила. И Лэйярд решил попытать счастья.
Через каких-нибудь пять часов он был у цели.
В разграбленной и покинутой деревушке он случайно набрел на одну-единственную семью, прятавшуюся в развалинах. Возле кучки полуугасших углей сидели на корточках три исхудалые женщины со множеством почти нагих ребятишек. Тут же стоял глава семьи в белой чалме и широком плаще. Он рассказал Лэйярду о погроме, который учинил здесь Керитли-Оглу, и о том, что все жители окрестных деревень побросали насиженные места и ушли куда глаза глядят, чтобы спастись от алчности турецкого губернатора.
Авад.
Смекнув, что Авад — так звали араба — готов за гроши выполнять любую работу, Лэйярд тут же и нанял его. С помощью Авада он набрал из дальних деревень еще нескольких рабочих и приступил к раскопкам.
Так началась «охота» Лэйярда. Но не за медведями, а за восточными древностями.
Широкий вал Нимруда выделялся на фоне утреннего неба наподобие крепости. С вершины холма открывалась опаленная солнцем бесплодная степь, над которой ветер гонял тучи песку. На поверхности холма валялись обломки глиняных табличек, с выдавленными на них клиновидными знаками, вперемежку с землей и керамическими черепками. Они мало интересовали Лэйярда. Зато он чрезвычайно обрадовался, когда рабочие принесли обломок барельефа. Стало быть, он правильно выбрал место для раскопок. Здесь, несомненно, где-то похоронен дворец или даже целый город, вроде того, который Ботта открыл в Хорсабаде.
Авад подвел Лэйярда к куску алебастра, торчавшему из земли. Сдвинуть его с места не удалось. Лэйярд приказал окопать вокруг. Оказалось, что это огромная прямоугольная плита, за которой следовала вторая. Вскоре была отрыта целая стена, облицованная плитами. В центре каждой из них имелась надпись, сделанная теми же непонятными значками.
