Глинтвейн для Снежной королевы - [34]

– Странно, – заметил он, не поворачиваясь, – пистолет, убийство… Это совсем не вяжется с вашим образом меркантильной эгоистки.

– Вы не сказали «умной».

– Что? – развернулся Самойлов.

– Сначала умной, потом – меркантильной, а уже потом – эгоистки. Я очень надеялась на судебный процесс.

– А до суда вы не собирались убивать гражданку Мукалову из пистолета? – заинтересовался следователь.

– Конечно, не собиралась! В идеале ее должны были посадить. Это она все завертела! А вот если бы не посадили, только тогда я… Грек имел все шансы на успех, но он предпочел бежать с ребенком. – Элиза задумалась. – И что-то мне подсказывало, что Марию накажут условно. Я очень хорошо знаю свою дочь. Она абсолютно лишена эгоизма даже в необходимых для выживания дозах, то есть в плане личного интереса – непроходимо глупа. Наверняка бы написала к суду слезливое объяснение, что она все знала о подкинутом ребенке и даже сама умоляла Марию в роддоме отдать его ей.

– Тут появляетесь вы с пистолетом и берете на себя карательные функции, – кивнул Самойлов. – И вы ради торжества справедливости согласны были сесть за преднамеренное убийство? Никогда не поверю. Расскажите же нам, в чем заключался ваш умный ход меркантильной эгоистки.

Поверженная Элиза опустила голову и прошептала:

– Если бы Марию не посадили, я… я потом подложила бы пистолет зятю. Мотив налицо. Он бы сел надолго.

– Элиза?! – вскочил папа Валя.

– Хватит изображать покаяние, – обратился к Элизе Самойлов. – Вы прекрасно знаете, что намерения ненаказуемы.

– Их обоих просто не стало бы, – подняла голову Элиза. – Как никогда и не было. Испугалась, детка? – обратилась она потеплевшим голосом к Лере. – Надеюсь, ты не веришь в этот бред? Воспринимай мое признание как артистический дивертисмент. Этакий детективный экспромт, моноспектакль для близких родственников. Нравится? Кстати, когда я снималась в рекламе кофе, один режиссер сказал…

– А где, позвольте спросить, предмет реквизита? – перебил Самойлов. – Где пистолет?

– Выкинула в реку, – с готовностью призналась Элиза. – Как только грек позвонил из Германии, сразу и выкинула.

– Вот и ладненько, – потер ладони Самойлов. – Подведем итог? Я считаю расследование законченным и хочу уверить присутствующих, что не собираюсь никого обвинять. Если у супругов Капустиных появится желание отстоять свое право на ребенка законным путем, они должны будут начать этот путь с заявления на мошенницу, совершившую, можно сказать, должностной подлог, – на Марию Мукалову. В таком случае ей будет предъявлено обвинение и в сговоре о продаже ребенка, хотя, если гражданин Америки Марк Корамис является биологическим отцом этого ребенка и если… – запутался следователь, – если этот ребенок был зачат вследствие физического контакта… В общем, я хочу вам посоветовать сначала поговорить с Корамисом. У вас есть несколько дней на принятие решения, после чего либо я занимаюсь отчетом по проведенному по вашему заявлению следствию, либо вы забираете это самое заявление. Теперь я хотел бы выслушать, что имеет нам сказать по данному вопросу Валерия Валентиновна.

Лера встала с пола и спросила:

– Когда мы поедем за Антошей?

Выждав несколько минут молчания, во время которых супруги Капустины растерянно переглядывались, Мария Мукалова сидела, закрыв глаза и не двигаясь, а Элиза встала и теперь бесцеремонно трогала глиняные свистульки из Вятской области на открытой полочке комода, Самойлов кашлянул и заметил:

– Если это все, что ты хотела сказать, то придется подождать с ответом. Пусть родители подумают несколько дней. Уверен, как только они выберут оптимальное решение, сразу же сообщат тебе об этом.

Прощание

После этих слов Леры все встали и, торопясь, двинулись к выходу. Заплутав в длинном коридоре, гости странным образом оказались в маленьком пространстве кухни, причем в предельной близости друг от друга. Хозяин кухни в нее уже просто не поместился. Не произнося ни слова, они начали толкаться и шумно сопеть. Потом Валентин Капустин вскрикнул, и Самойлов выдернул в коридор за руку Элизу, остервенело дырявящую своим тонким каблуком ботинок зятя. В коридоре он пошел впереди и услышал, как Лера спросила:

– Муму, я одного не понимаю, зачем ты тогда мне собаку купила?

– А все остальное, услышанное здесь, ты понимаешь? – с отчаянием в голосе спросила Маруся.

– Все остальное имеет свое логическое объяснение, а про собаку я не понимаю.

За спиной Самойлова стало тихо, он обернулся и увидел, что все остановились и смотрят на Леру.

– Что? – удивилась девочка.

– Нам хотелось бы узнать, что именно ты сегодня поняла, – заметил папа Валя.

– Прошу тебя… – начала было Валентина, но муж перебил ее:

– Я немедленно желаю знать, что она поняла!

– Не ори! – повысила голос и Элиза. – Просила же вас не приводить девочку на разборки. А теперь он, видите ли, желает немедленно знать!

– Замолчи, – приказал Валентин таким странным голосом, что Элиза затихла.

– Может быть, вернемся в гостиную? – уныло предложил Самойлов, топчась у входной двери.

– Нет, – отрезал Валентин. – Здесь и сейчас.

– Тебе это так важно? – посмотрела Лера на отца.

– Да. Сейчас это самое важное.