Глинтвейн для Снежной королевы - [29]

Маруся с удивлением уставилась на Элизу:

– У кого?

– Олень с обезьяной поедали конфеты из кремлевского подарка, – уверенно заявила Элиза. – Я сама видела. Но девочка не пропадет, она настоящая Одэр, она найдет выход из любого положения.

– Это бред какой-то, – папа Валя схватился за виски и сел, сверля глазами лицо тещи.

– Не надо на меня так смотреть, – Элиза помахала перед его лицом указательным пальцем. – В жизни есть свой порядок и смысл, ясно?

– Это вроде того: что бог дает – все к лучшему? – закипая, спросил Валентин.

– Вроде того, – кивнула Элиза.

– Нас не было двое суток, за это время пропали дети, и это вы называете порядком?

– Замолчи, – попросила мужа Валентина. – Не время цапаться.

– Это я виновата, – встала Маруся.

– Кто бы сомневался! – поддала жару Элиза.

Кричали все. В самый напряженный момент перепалки, когда папа Валя перешел от ругани к действиям, а именно – попытался засунуть в рот тещи кляп из скомканного полотенца, в дверях кухни возникла Лера.

– Вы уже написали заявление? Вы ищете Антошу? – спросила она в нагрянувшей от ее появления тишине.

– Где ты была? – просипела Валентина.

И Лера ответила, как само собой разумеющееся:

– В зоопарке.

– Тут такое происходит!.. – Папа Валя выпустил голову Элизы, которую он зажимал под мышкой. – А ты ходишь в зоопарк?!

– Минуточку! – призвала всех к спокойствию Маруся. – Она была ночью в зоопарке, это значит…

– Мне нужно немедленно продезинфицировать рот, – громко заявила Элиза. – Поганец, ты поцарапал мне губу! И знаешь что? Вчера обезьяна рассекла мне щеку. Но твои царапины хуже! Я уверена, что зараза проникнет в организм именно через твои ногти!

– Я его не нашла! – повысила голос Лера.

– Ты искала Антошу в зоопарке? – не поняла Валентина.

– Нужно было поехать туда, где живут олень и обезьяна. Их хозяйка была не против. Она мне все показала: свой сарайчик, вольер для оленя. Мы ночью обошли весь зоопарк. Там нет ни одного карлика. Нигде.

– Спокойно! – сказал папа Валя. – Попробуем все упорядочить.

– А можно это делать в милиции? – спросила Лера. – Давайте там все упорядочим.

– Опять милиция? – возмутилась Элиза. – Почему?

– Вам нужно написать заявление по месту жительства о похищении ребенка, – твердо заявила Лера, осмотрела лица взрослых и подозрительно спросила: – Что? Что вы так смотрите?

– В том самом отделении милиции, из которого нам звонили, когда Антоша потерялся на даче? – подозрительно ласково спросил папа Валя.

– Когда он стал козленочком, – уточнила мама Валя.

– Если вы боитесь туда идти, можно пойти в центральное Управление внутренних дел. Я звонила по ноль-два, мне сказали, что можно в центральном управлении написать заявление, но его потом все равно передадут по месту жительства.

– А чего нам бояться? – зловеще поинтересовалась Валентина.

– Ну как же? – удивилась Лера. – У вас ребенок пропал. В который раз.

Маруся дернула девочку на себя за руку и закрыла ее от бросившейся на Леру матери.

– Так их, детка! – кричала Элиза. – Правда глаза режет, да? – Она схватила табуретку, развернула ее вперед ножками и пошла на зятя.

Под громкий лай Артиста папа Валя, забравшийся на стол, кричал Лере, которую закрывала собой Маруся:

– Мы немедленно идем в милицию! Немедленно! В ближайшее отделение! Клянусь! Убери свою сумасшедшую бабку!

Жизнь

После того как заявление о пропаже Антона было написано, жизнь в семье Капустиных резко изменилась. Где-то на третьи сутки родители, словно очнувшись, вдруг осознали, что у них пропал сын. Валентина от злобных криков и требований к Лере «немедленно рассказать всю правду» перешла к отчаянию, стала ходить за дочерью по пятам, обнимать ее и обливать обильными слезами. Папа Валя, крепясь из последних сил, уверял отдел розыска, что не имеет друзей мужского пола с гомосексуальными наклонностями и никогда не замечал ни у соседей по дому, ни у коллег по работе склонности к педофилии. Это так его измотало, что к концу первой недели расследования Валентин Капустин уехал на дачу и плавно, можно даже сказать, изящно – с коньяком и хорошей закуской – вошел там в пятидневный запой, постепенно доводя уровень своего падения до подозрительно мутного самогона, который занюхивался хлебной коркой.

Очнулся он, когда соседка принесла литр молока. Молоко пролилось в Валентина с живительной тягучестью, нежно смазывая горло, охрипшее от песен и криков отчаяния. Он выпил банку до дна, не отрываясь.

– Козье, жирное! – одобрила его переход от рассолов к молоку Анна Родионовна. – Козленочек-то ваш козой оказался! Нюськой.

– Не может быть, – прошептал Валентин.

Соседка вывела козу во двор.

– Видал, какая красота! – восхитилась она любимицей. – Шерсть висит до копыт, да я на нее молюсь! С нее по три платка за сезон получается.

На белом снегу вычесанная и ухоженная белая коза с закрученными спиралью рогами смотрела на него голубыми глазами.

От безмятежного взгляда козы папа Валя вдруг почувствовал весь мир внутри себя зародышем. Все, что окружало его в жизни, свернулось до размеров вселенского головастика – с хвостиком, с жабрами, со сложенными крыльцами, мягкими копытцами, лобастой головой! – и раздувало тело изнутри верой в вечность.