Глемба - [82]

— Ну конечно, милая, ты все сделала замечательно, — сказал он и вновь уткнулся в свои бумаги.

— Ты так говоришь, только чтобы от меня отвязаться. — Аннушка с обиженным видом откинулась на диванные подушки.

— С чего ты взяла? — пробормотал муж, но голову от стола так и не поднял.

— Ты даже не взглянул на них…

— Девочка моя, ты всегда находила великолепные решения, у тебя и сегодня должно получиться замечательно!

Аннушка что-то поправила в своем рисунке и словно между прочим обронила:

— Не слишком ли часто ты употребляешь слово «замечательно»?

Муж снова улыбнулся.

— Видно, привычка, а это что, плохо? — как бы извиняясь, спросил он.

На секунду взгляды их встретились, и оба смутились. Аннушка, сложив губы бантиком и склонив набок голову, продолжала разглядывать свое произведение.

— Вообще-то это неплохо, — ответила она. — С чего ты решил, что это плохо?

— Да так… просто спросил.

— Пустяки все это, не обращай внимания… Ты на что-то сердишься?

Муж наконец оторвался от своих бумаг. Состроив удивленную мину, он спросил с кротким упреком:

— Почему ты решила, милая, что я сержусь?

— Да так… мне показалось…

«Ну и интуиция у нее!» — подумал он про себя, а вслух произнес:

— Мне очень жаль, но ты ошиблась, я нисколько не сержусь.

— Конечно же, — сказала Аннушка, снова откинулась на подушки и взяла чистый лист бумаги, потому что рисунки, которые она только что сделала, вдруг показались ей отвратительными. На некоторое время воцарилась тишина, потом Аннушка снова спросила:

— Скажи, дорогуша, ты меня любишь?

Муж закрыл глаза. Искушение было велико. Ему страшно захотелось опрокинуть стол и заорать во все горло — надо было освободиться от того, что накопилось в нем за восемь лет совместной жизни. Но вместо этого он продолжал неподвижно сидеть за столом и, изобразив на лице стереотипную улыбку, ответил:

— Ты иногда задаешь странные вопросы, милая.

У него слегка сорвался голос, и он откашлялся.

«Притормози!» — предупредила себя Аннушка, вспомнив советы матери. «Умная женщина никогда не станет будить спящего льва, — говорила та. — Для мужчины естественно стремление к свободе, и поэтому мы должны не запирать его в грубой деревянной клетке, а окружать изгородью из роз».

Аннушка соскользнула с дивана и, подкравшись к мужу сзади, сунула ему прямо под нос свои новые рисунки. Муж пытался совладать с собой, в голове у него что-то громко щелкало, и он тупо смотрел на листки бумаги. Аннушка обняла его за шею и зашептала в самое ухо:

— Нравится? — Не дожидаясь ответа, нежно замурлыкала: — Видишь, вот этот ужасный микробик — это ты, а хорошенькая бациллочка — это я…

— Замечательно! — с притворным восхищением воскликнул мужчина.

Только это слово и пришло ему сейчас в голову, хотя он был в ярости.

— Замечательно, — сказал он еще раз, покоряясь своей судьбе.

Аннушка сладко потянулась и зевнула. Потом взглянула на себя в зеркало и отметила, что опять немного потолстела. Это ее встревожило, уж в бедрах-то ей никак нельзя раздаваться.

— Я рада, что тебе нравится, — произнесла она слегка насмешливо и стала вынимать из шкафа блузки и юбки. Потом быстро стянула с себя свитер, выскользнула из брюк и в чем мать родила стала расхаживать среди разбросанных юбок и блузок. — Ах, ты ведь не любишь… наготы. Прости…

Последнее слово она произнесла с подчеркнутой иронией и, собрав в охапку одежду, убежала в ванную комнату.

Щелчки в голове у него участились. Это устройство, сигнализирующее о нервном возбуждении, он окрестил счетчиком Гейгера. Он снова закрыл глаза и, дублируя «прибор», тоже стал вести счет, пытаясь хоть сколько-нибудь ослабить мучительную головную боль. А жена тем временем кричала ему из ванной:

— Дорогуша! Я уже говорила тебе, что дядюшка Шаньо вернулся из Мюнхена домой? Он привез себе «форд-таунус». Завтра мы с тобой ужинаем у мамы, и дядюшка Шаньо тоже там будет. Только прошу тебя, не сиди за столом таким букой! Слышишь меня, дорогуша? И пожалуйста, не надо без конца твердить о том, что ты приехал в Пешт из деревни. Дядюшка Шаньо уверен, что твой отец тоже был врачом.

Она вернулась в комнату, потому что только здесь было большое зеркало.

— Смотри-ка, молния на спине еле сходится. Я с ума сойду, если и это платье придется выбросить.

Она вновь — в который уже раз! — решила, что будет ходить в бассейн, договорится с Норой, и они будут плавать вместе, чтобы мужчины не приставали. Нора здорово умеет их отшивать. Аннушка с тревогой подумала о том, что, наверное, уже и в купальник не влезет. Она легонько взъерошила волосы мужу, который по-прежнему сидел склонившись над своими бумагами, но глаза его были закрыты.

— Между прочим, тебе не мешало бы помыть голову, — сказала она, удаляясь в ванную. — Я попрошу у Норы английский шампунь для тебя.

— Хорошо, — кивнул он.

— Ты сегодня долго еще будешь заниматься? — снова закричала Аннушка из ванной.

— Нет, — ответил мужчина.

— Я обещала Габи, что мы заглянем к ним, послушаем новые записи. Она говорит, у нее есть потрясающий Пэт Бун. Здорово, правда?

— Да, — отозвался он.

Аннушка вернулась в комнату и, взглянув на себя в зеркало, успокоилась: в платье из кримплена она выглядит совсем неплохо.