Глазами волка - [46]

Медный котелок стоял перед входом в храм, на куче холодного пепла. Рядом с котелком лежал огромный, в человеческий рост, барсук с закрытыми глазами. Лапки барсука были сложены на груди, и только дрожащие усы показывали, что зверь жив.

А размер показывал, что этот зверь — не настоящий барсук. Это был арбантроп — достаточно редкий терион, чтобы всех городских арбантропов знали по именами.

Ихневмон подозревал, что Арб — это такое же прозвище, как и у него. Но настоящего имени Арба не помнил никто. Наверное, оно было, как у Ихневмона, — самое обыкновенное.

Кифары нигде не было видно. Она хранилась где-то внутри заброшенного святилища. Хотя — можно ли считать святилище заброшенным, если в нём кто-то живёт?

Ихневмон не успел додумать мысль до конца. Гигантский барсук открыл один глаз и посмотрел на пришельца.

— Приветствую вас, мудрый Арб,— произнёс Ихневмон,— Городу грозит война, а жители заняты распрями. Я ушёл из города, чтобы стать отшельником. Пожалуйста, учите меня.

47

Арб прикрыл глаз. Потом ударил хвостом.

Ихневмон ждал. Но ничего не происходило. Интересно, что с ним? Опять шаманил, или просто толком не проснулся?

Со стороны города долетело эхо волчьего воя.

Ихневмон подумал ещё и понял, чего от него ждут.

— Я думал, что всё будет по-другому,— продолжил он,— Но эти, в совете, только грызнёй заняты. Но что толку от их грызни?

Арб открыл глаза и смотрел с интересом.

— Ну будет у одного двадцать клиентов, а у другого сорок. Что это поменяет? Всё равно место в совете одно, две скамейке никому не поставят. У нас в городе демократический строй. Начнёшь слишком много скамеечек занимать — сразу устроят острактизм и черепков накидают. А мне какое дело, вот скажите? Я вот и так знаю, что у меня такой скамейки никогда не будет. Разве что агораномом, в самом низу, под ногами. Но я туда не стремлюсь, да и кто меня пустит…

Арб смотрел.

— Простите. Сам знаю, не важно, что я там думаю… Я о том, что скоро война. Говорят, царь Палак, или ещё какой-нибудь царь, собирается воевать с городом. И почтенный Евдокс в этом тоже уверен. И что вы думаете, они забыли распри? Нет! Каменщики и горшечники чинят стены. А хозяева виноградинков науськивают клиентов друг на друга! Мои друзья в этом замешаны, теперь не отмоются,— на этом месте Ихневмону стало горько от слёз,— Вы понимаете?

Арб поднялся и потрусил за холм. Ихневмон зашагал следом, но остановился около погасшего очага.

Арб никуда его не приглашал. Просто он, как принято у городских жителей, скрывался для метаморфозы.

И вот отшельник вернулся обратно, уже на двух ногах, и в сложенной пополам хламиде. Он был моложе, чем запоминался, лет тридцати пяти, и не очень высокий, всего на голову выше не по годам длинного Ихневмона. Глаза бросали довольные искорки, а разметавшиеся волосы были по прежнему двухцветные, чёрные с белой полоской.

Арбантропов определяли ещё в детстве по этой “барсучьей метке”. И без того редкие, они не у всех народов доживали до первой метаморфозы.

— Повтори,— попросил Арб,— Что у нас — мир или война?

— Война. Прямо как вы пели.

— Я не пел, я утверждал. В пении пускай певцы состязаются.

Арб полез в своё логово. Ихневмон остался ждать снаружи. Там, внутри, наверное, так тесно, что даже одному человеку сложно поместиться.

Наверное, он полез за кифарой. Интересно, о чём его новая диатриба?..

Арб показался наружу, с ниткой паутины на правом ухе. Он тащил, обхватив всю груду руками, старое копьё, потускневший шлем, панцирь, щит и прочее вооружение гоплита.

Всё это он вывалил на траву и начал разбирать.

— Что вы делаете?— не выдержал Ихневмон.

— На мой город напали,— ответил Арб,— Надо занять место в строю.

— Но вы же говорили, что чихали на человеческие постройки!

— На простройки чихал, а на клятвы — нет. Я обещал богам и горожанам, что буду защищать город. Вот время и настало.

— Но какой смысл защищать тех, кого презираешь?

Арб посмотрел на него из-под чёрных бровей.

— Как думаешь, почему есть терионы-волки, но не бывает терионов-собак?— спросил он.

Ихневмон задумался.

— Может, комплекция не подходит?— предположил он.

— Нет. Всё дело в том, что человек приручил собаку не сразу. А ликантропы рождались среди людей всегда. Оборотень — ровесник человеческого рода, они из одной глины.

— Вот как!— Ихневмон, к своему стыду, никогда ещё о этом не задумывался.

— Потому меня и удивили твои речи. Ты что, собираешься пересидеть войну под каким-то холмом? Да ты ещё наивней тех, кто хочет пересидеть её за городскими стенами! Никуда не спрячешься от несчастий, потому что сам человек — сосуд надтреснутый! Зло, ненависть и война — всегда с человеком, они случаются не от того, что люди глупые или от того, что коварные скотоводы решили разграбить богатый город. Ярость живёт внутри каждого. Просто иногда у неё есть хороший повод, чтобы рвануть наружу. А значит, от войны не спрячешься в пещеру, как не спрячешься туда от голода. Война приближается, она доберётся до каждого. И я, Арб, собираюсь встретить её во всеоружии!

Ихневмон задумался. Потом спросил:

— Про войну я усвоил... А вот скажите, бывают ли кони-оборотни? Ну, как кентавры?