Глазами любви - [72]

Идэйн тяжело вздохнула. Она привыкла счи­тать, что Магнус может совершить все. Он стал конокрадом, бродягой, спутником вороватых цы­ган – его могли повесить даже за четверть совер­шенных им преступлений. Он дважды спасал ей жизнь. Но от мысли о подземелье в замке там­плиеров ее пробирала дрожь – это было пострашнее, чем утонуть с Магнусом в бурном море. Бедная леди Друсилла! Жена коменданта ду­мала, что она плачет при мысли о том, что ей при­дется пожертвовать королю Генриху свою добро­детель. Но она плакала потому, что чувствовала себя без Магнуса такой одинокой. Он был ее уте­шением, ее силой, ее любовью. Все эти месяцы она пребывала в отчаянии, не зная, увидит ли его еще или проведет остаток дней своих без него.

Хотя он никогда и словом не упомянул, что они могли бы прожить жизнь вместе. Он был сы­ном дворянина и наследником графства. Кто-то при ней упомянул, что он уже обручен с девушкой своего круга.

Достаточно было взглянуть на его отца, графа де Морлэ, в доспехах, стоивших всего королев­ского выкупа, сидящего на одном из самых вели­колепных боевых коней, какого только можно бы­ло себе представить, окруженного рыцарями, оруженосцами и слугами, чтобы понять, как далека благородная семья Магнуса от такой безвест­ной сироты, как она, смиренная послушница из безвестного монастыря у границ Шотландии и Англии. И во все те часы, что они провели в объятиях друг друга, слово любовь ни разу не слетело с его губ. «И не слетит», – сказала себе Идэйн, закрывая глаза и испытывая знакомую боль.

В более спокойные минуты она отчаянно взы­вала к своему Предвидению, молила рассказать все о человеке, которому была обязана жизнью, о единственном человеке и мужчине, которого лю­била. Где он теперь? Сражался в рядах армии английского короля, как и его отец, против войск Уи­льяма Льва? Возможно, ему грозит опасность?

Она знала, что это так. Он хвастался, что всегда был победителем на турнирах, что всегда был удачливее других в поединках во всей Анг­лии, что никогда не терпел в них поражения. Но он не знал настоящей войны.

А теперь увидит, какова она. И Идэйн посто­янно думала об этом, хотя ей трудно было пред­ставить Магнуса, убивающего других во имя со­хранения собственной жизни, убивающего других ради победы английского короля.

Среди ночи она просыпалась, садилась в по­стели и молилась о том, чтобы Предвидение вер­нулось к ней. Но, как она ни старалась, ничего не получилось. Она не слышала ни шепота, не видела обычно представавших перед нею картин, ничего. Предвидение просто исчезло. Ни малейшего на­мека на него.

– Сюда, девушка!

Жена коменданта подошла к сундуку и выта­щила из него одно из платьев, которые дамам по­лагалось носить при дворе. Оно было недавно приведено ими в порядок. Это было платье из темно-зеленой шерсти с шелковым корсажем и рукавами с разрезами, позволявшими видеть оранже­вую подкладку. Это было очень нарядное платье, предназначенное для праздников и танцев.

– Надень его, – сказала леди Друсилла. – Ты должна не снимать свои красивые платья с раннего утра до поздней ночи, потому что мы хотим, чтобы король видел тебя нарядной. Мне сказали, что раз он здесь, в Честере, то может по­сетить тебя в любую минуту. Несмотря на воз­раст, он человек бурного нрава, – и, слегка по­краснев, продолжала: – Ну, чтобы быть честной, скажу, что наш благословенный сюзерен может явиться сюда в любой час дня или ночи, как ему заблагорассудится.

Идэйн сняла свое будничное домотканое пла­тье, и леди Друсилла надела на нее льняную со­рочку, а затем элегантное шелковое и шерстяное платье. Бедра Идэйн опоясали витым шелковым пояском с узором из цветов и застегнули на талии золотую пряжку. Золотая брошь придерживала на плечах воздушный шарф зеленого шелка, а волосы ее были покрыты головным убором из такой же ткани, а поверх него надет золотой обруч.

Жена коменданта суетилась вокруг Идэйн, по-видимому чрезвычайно довольная, стараясь надеть головной убор так, чтобы он покрывал го­лову Идэйн, но не скрывал ее блестящих золотых волос. Прикусив язык, пожилая дама неутомимо трудилась, накручивая волосы Идэйн на горячий стержень своими ловкими пальцами, а потом ук­ладывая завитые сверкающие золотом пряди так, чтобы они ниспадали из-под покрывала на плечи и рукава платья. Потом она отступила, чтобы полю­боваться своей работой.

– Ах, если бы ты могла себя видеть! – В глазах леди Друсиллы стояли слезы. – Неудиви­тельно, что король послал в приграничную глушь, чтобы тебя привезли из твоего жалкого монасты­ря! Это точь-в-точь, как в пословице: «Красота не может дремать вечно, скрываясь меж камней и диких трав». Даже король прослышал о тебе!

Идэйн опустила голову. Монастырь Сен-Сюльпис вовсе не был таким уж жалким местом. Аббатиса, услышав столь оскорбительные слова, была бы возмущена. Но Идэйн подумала, что по­нимает, что хотела сказать жена коменданта.

Они сложили все остальные наряды, атлас­ные, шерстяные и бархатные, обратно в сундуки и прибрали в комнате. Когда леди Друсилла вышла, Идэйн дошла вместе с ней до двери, чтобы глот­нуть свежего воздуха и посмотреть, каких стра­жей поставили у ее дверей. На этот раз это были гасконцы из гарнизона, квартировавшего в замке. Когда управляющего или леди Друсиллы не было поблизости, они оставляли дверь открытой и бол­тали с Идэйн.