Глаза ночи - [2]

Бренвен уже слышала все это не раз и в тех же самых выражениях. Нет ничего глупее, чем эти постоянные тирады Люси. Джон Керр был настолько же виноват в том, что является благородным и бедным, насколько сама Люси в том, что в ее жилах течет гремучая смесь валлийской и ирландской крови, а в ее прошлом не было ни богачей, ни принцев. Бренвен надоело выслушивать это еще раз, и она вмешалась в разговор.

— Это неправда, вы же знаете, — ясным голосом сказала она, и даже эта короткая фраза не могла скрыть ее валлийского акцента.

Изумленная поведением обычно молчаливой Бренвен, Люси резко спросила:

— В чем дело, детка? Что «неправда»?

— Лланфарен — это не забытое богом место, — сказала Бренвен. Она подняла голову и посмотрела Люси прямо в глаза, сама изумленная тем, что отважилась заговорить с этой женщиной. Но в ее сознании тихо и настойчиво билось то же самое слово, которое она услышала ранним утром. Острый нож, которым она чистила овощи, блестел в руке Бренвен, отражая свет лампы. Она сказала:

— Лланфарен — это священное место. Древнее священное место.

— Хм! — Люси прищурилась и отвела взгляд. — Если оно такое священное, то почему аббатство развалилось на куски? Я скажу тебе почему — потому что монахи были распущенными, вот почему. Именно то, о чем я говорила — забытыми Богом!

Бренвен покачала головой, едва удерживаясь от того, чтобы сказать, что роспуск монастырей не имел ничего общего с моральным обликом монахов. Это было политическое решение Генриха VIII, просто в таком удаленном уголке, как Лланфарен, оно было выполнено уже через много лет после смерти Генриха. Она сказала:

— Монахи прибыли в Лланфарен из Ирландии очень рано, еще в VI веке. Возможно, сюда прибыл и сам святой Патрик. Когда они решили основать свой монастырь, то обнаружили здесь друидов — целую школу. Две религии — старая и новая — сосуществовали на этом острове очень долго. В конце концов друиды, конечно же, вымерли. И уже после этого монахи построили свой монастырь здесь, на верхушке этих скал, на самом высоком месте острова.

— Легенды, — фыркнула Люси, — одни сплошные легенды. Святой Патрик, бог мой! И в любом случае их уже давно нет, не так ли? Это замок, мисс, и всегда был замок. Аббатство лежит в развалинах у подножия холма, и это известно каждому!

Джон Керр сел у стола, и его губы изогнулись в редкой для него улыбке.

— Насчет друидов, возможно, это и легенда, — сказал он, — но остальное весьма вероятно. Аббатство — всего лишь монастырь, во главе которого стоит аббат, а монастыри были очень большими. Много зданий. Замок мог быть построен на развалинах, на том, что осталось от других зданий. Дом для собраний, библиотека. Не так ли, Бренвен?

— Именно так, — согласилась она и замолчала. Только что обретенная смелость покинула ее. Бренвен боялась гнева Люси, а вызвать этот гнев было проще простого. Она опустила глаза, и темные ресницы отбросили тени на щеки, а нож снова заблестел в руках, когда она вернулась к чистке картошки и морковки.

— Кто дал ей право судить об этом, вот что мне хотелось бы знать! — тихо пробормотала Люси и подчеркнула свою реплику хлопком по газете и шорохом переворачиваемых страниц.

Бренвен молча продолжала свою работу. Она не ощущала необходимости защищать себя. Но Джон, что было совсем непохоже на него, решил ответить на вопрос жены. Он сказал:

— Разве ты не помнишь, моя дорогая? Агент треста, который направил к нам Бренвен, сказал, что ее знание валлийской истории и языка будут нам полезны.

— Я забыла. Но это не имеет никакого значения, не так ли, поскольку это абсолютно никого не интересует. Никто не приезжает сюда, потому что Лланфарен — это оторванное от мира, богом забытое место! — Хлопок. Шорох страниц.

Бренвен улыбнулась. Конечно, последнее слово осталось за Люси. Как и всегда. В комнате повисла тишина, когда Джон Керр решил — в очередной раз — уступить жене. Он наклонился и поднял с пола сверток, обернутый в коричневую бумагу.

— Бренвен, это пришло с почтой для тебя. — И он подтолкнул сверток к ней через стол.

— О! — На мгновение она снова стала ребенком, который внезапно обнаружил, что о его дне рождения не забыли. Сияющая улыбка осветила ее лицо, и она схватила бандероль. — Это от моих родителей! Это… — Но она проглотила слова, которые уже готовы были сорваться с ее губ: «…к моему дню рождения».

Бренвен посмотрела на супругов, с которыми она прожила уже почти целый год и с которыми придется прожить еще неизвестно сколько лет. Ей не приходило в голову рассказать Керрам о своем дне рождения, потому что они никогда ничего не праздновали. Они казались холодными людьми, неспособными на любовь — Люси со своими искусственно завитыми и, наверное, искусственно окрашенными волосами и желчным выражением лица; Джон со своими бледно-голубыми глазами, тонким носом и еще более тонкими губами и ушами, которые были слишком велики для головы, казавшейся очень изящной, если не обращать внимания на уши. Поэтому она, нарочно пожав плечами, сказала просто:

— Это всего лишь бандероль из дома. — Затем поднялась из-за стола, пересекла кухню и положила сверток с подарком на буфет, так и не раскрыв его.