Глава 0. Нулевой (Двадцать второй) Аркан — Шут (Безумец)
«В ГРУ никаких телепатов нет. Но ГРУ в них упорно верит, что как бы намекает» (с) Луркморье.
Сентябрь 1995 г., Москва. Приемная комиссия Военно-дипломатической академии ГРУ Генштаба.
В юности Феликс Георгиевич Астахов не задумывался о столь эфемерной вещи, как судьба, однако вскоре эта сомнительная субстанция в довольно грубой форме напомнила ему о себе, когда его, перспективного студента медицинского вуза, взяли «с поличным» прямо на месте преступления — на роскошном диване профессора сравнительной анатомии, решившего дать лучшему из своих учеников несколько практических, так сказать, уроков этой самой анатомии. Профессор отправился в места не столь отдаленные по печально известной 121-й статье, а Феликсу предложили альтернативу — поставить пагубные свои наклонности на службу советскому государству. Феликс принял свою судьбу, и та в ответ проявила благосклонность, за несколько лет сделав его лучшим из агентов «постельной разведки». Стройный миловидный юноша с легкостью втирался в доверие к нужным людям, выведывал информацию, собирал компроматы, а нередко и создавал их. Не один видный политический деятель внезапно менял свои решения, обнаружив у себя в столе пакет с фотографиями весьма откровенного свойства, напоминавших о бурно проведенных выходных. Феликс рисовал у себя над кроватью звездочки, отмечая успешный исход каждого дела. Если удавалось соблазнить натурала, звезда рисовалась особенно крупной и с красной окантовкой. «Все мы нормальные… до какого-то момента», — говорил он по этому поводу коллегам и со значением ухмылялся. Феликс быстро понял — гомосексуализм в его родной стране не то чтобы преследуется… скорее, является дополнительным рычагом давления и управления. Если человек знает, что на него заведено определенное «досье», он становится на удивление лоялен и покладист. Кроме того, чем строже что-то запрещается народу, тем больше процветает сей порок в правящих кругах. Та же самая история, как он выяснил чуть позже, была и с оккультизмом. С эзотерическими кружками он столкнулся, обрабатывая очередного «клиента», выясняя его круг знакомств и интересов. Честно доложив начальству о найденном «гнезде мракобесия», он был очень удивлен, когда узнал, что за сетью подобных обществ давно присматривают, большая часть из них известна спецслужбам, а кое-где есть и внедренные агенты. Парень заинтересовался темой, но ему мягко намекнули, что его работа — в иной сфере. На память об этой операции ему осталась колода карт Таро, нарисованная его «объектом» — тот был, помимо прочего, художником-самоучкой с весьма своеобразным стилем. Изучив все доступные материалы по Таро, Феликс был поражен изяществом системы символов, скрывавшейся за набором картинок. Как сообщал «Большой справочник атеиста», известные нам игральные карты представляют собой урезанную версию полной колоды Таро, берущей свое начало едва ли не в древнем Египте. Всем компетентным лицам было известно, что под видом таких вот «справочников атеизма» — врага, мол, надо знать в лицо — эзотерики-диссиденты пропихивают в печать вполне реальные материалы, распространяя свои учения, так что над прочитанным стоило задуматься. Феликс попробовал гадать, и у него выходило на удивление успешно — настолько, что поползли слухи — мол, Феликс на своих картах просчитывает исход любой операции точнее, чем штабные теоретики. Сначала ему влепили выговор от начальства, а потом вдруг поступило предложение от смежного ведомства о переводе с повышением. Феликс мало что понимал в закулисных интригах спецслужб, только знал, что есть среди них определенная конкуренция, хоть и служат они, казалось бы, единым целям. Для него это предложение значило одно — наконец-то к нему будут относиться серьезно, не вешая ярлыков вроде «постельной разведки»… Судьба в очередной раз улыбнулась ему, будто вспомнив, что означает на древнем языке его имя.
Так Феликс впервые услышал термины «сенс» и «оператор». Позднее, закончив-таки свой медицинский, он защитил блестящую диссертацию, предложив способ определения спецификации по характерным особенностям энцефалограммы. Защита, конечно, была закрытой — информацией такого уровня не делятся с научным сообществом. Сам Феликс, безусловно, относился к сенсам. Способ восприятия у него был своеобразный — все ситуации он представлял себе в виде раскладов Таро. Потрепанная колода давно канула в Лету, но он больше и не нуждался в раскрашенных картонках — образы возникали прямо в сознании. Прямой работе с энергетическими потоками он выучился гораздо позже.
Феликс многое пережил, и теперь справедливо полагал, что может многое себе позволить. Особенно сейчас… когда все катилось к чертям. Страна развалена, армия увязла в бессмысленной войне, из разведки народ разбегается то в криминал, то в бизнес, хотя, по нынешним временам, сложно провести грань между тем и другим… Феликс никогда не был упертым патриотом, но предпочел бы оставаться нежеланным пасынком великой империи, чем стервятником на ее руинах. Народ упивался вседозволенностью, вот и по 121-й уже никого не сажают, и Боря Моисеев пляшет на главных площадках страны, а уже мертвый, но еще популярный забугорный певец Кобейн хрипит из каждого второго магнитофона «Изнасилуй меня, друг мой…» Словно стремясь довести абсурд окружающей реальности до предела, быть может, в робкой надежде, что реальность этого не выдержит — Феликс безбожно эпатировал публику, то появляясь с накрашенными глазами, то шлепая по заднице молоденьких парнишек в коридорах… Он стал говорить с нарочитой манерностью, курить длинные «дамские» сигареты и рассуждать о вкладе геев в мировую культуру. Еще он начал пить — в том был его личный декаданс, русский вариант, без абсента и кокаина, дешево и эффективно. Все это было… забавно. «Предсмертный бенефис стареющего шута, хлопайте, хлопайте же!» — кричал он, залезая на стол на очередном «корпоративном празднике». Объективно говоря, не так уж он был и стар, скорее, едва перевалил за границу «среднего возраста», но чувствовал себя в эти дни дряхлым стариком, который смотрит по сторонам и не узнает окружающий мир — так он изменился.
