Глаза Мидаса-младшего - [6]

Кевин взглянул на вершину горы, выбивая песок и камешки из своих безнадежно испорченных кроссовок. Было еще далеко.

— Я даже не знаю, кто глупее, — сказал Джош. — Ты, потому что додумался до этой дурацкой затеи, или я, потому что пошел с тобой.

Друг прислонился к холодному камню, пытаясь восстановить дыхание:

— Мы почти добрались, — сказал он. Восход меж тем не терял времени. Кевин уже видел нечеткую красную полоску там, где взойдет солнце.

— Ты знаешь, я подумал, — сказал Джош, — может быть… если на восходе здесь что-то произойдет, вдруг нам не нужно этого видеть?

— Мне казалось, ты в это не поверил.

— Я и не верю. Но все же…

Кевин представил себе, что может случиться. Их волосы поседеют. Они навеки ослепнут. Без чего-то шесть утра, после бессонной ночи, можно было поверить почти во что угодно.

— Не-а, — протянул мальчик. — К тому же, если бы нам нельзя было здесь находиться, что-нибудь уже остановило бы нас.

— Ты хочешь сказать, убило бы, — поправил Джош.

Тут они снова это услышали, четче, чем раньше: мерный топот ног и тяжелое дыхание — как животное, огромное четвероногое животное. Друзья замерли и вгляделись вниз, в темноту.

Прежде, чем они что-либо увидели, Кевин почуял тошнотворно-сладкую вонь гниющих фруктов. Он немедленно определил животное по его запаху:

— Это Бертрам!

В тридцати с чем-то ярдах внизу раздался далекий удивленный голос:

— Кто тут?

Теперь мальчики видели — их было двое. Хэл и Бертрам осмелились вдвоем забраться на гору и теперь смотрели на двух друзей с отвисшими до колен челюстями.

Бертрам сжал кулаки и стиснул свои ослиные зубы:

— Мидас! Если вы с Уилсоном доберетесь до вершины раньше нас, вы покойники!

Кевину этого хватило:

— Пойдем! Шевели задницей! — Мальчик практически потащил друга вверх по склону. Это был их поход, и лучше было умереть, чем позволить хулиганам себя обойти.

Вершину, прежде столь далекую, теперь, казалось, можно было потрогать рукой. Гора кончалась острым пиком, похожим на ведьминскую шляпу, но самая верхушка была плоской и, похоже, достаточно широкой, чтобы кто-то мог на нее встать.

«Этим кем-то буду я!» — думал Кевин, снова и снова поднимая свои гудящие ноги, забираясь все выше и выше.

Кусты, за которые можно было цепляться, кончились, остались только острые камни. Бертрам вопил: «Трупное мясо, вот вы кто!»

Мидасу было наплевать. Его бил озноб, а кончики пальцев начинали чесаться. Он и вправду залез на гору! Усталость и страх вдруг куда-то пропали. Осталось только желание коснуться вершины Гномона. Он наклонялся, чтобы помочь другу, а тот подсаживал его, если впереди было не за что ухватиться. Мальчики были идеальной командой, и теперь нетерпение переполняло каждого из них. Кевин еле отстоял свое право идти первым.

— Если мы это сделаем, — сказал друг, — сразу войдем в легенды. Всю жизнь в героях будем ходить.

Хулиганы сокращали дистанцию, вися у Джоша на хвосте, крича и переругиваясь: каждый винил другого в том, что они шли слишком медленно.

Четыре мальчика приникли к скале в самой крутой части спуска, и Кевин впервые увидел, какой высокой и опасной была гора. Стоит ноге соскользнуть — и он, пролетев несколько сотен футов, упадет на острые камни. Страх только усиливал его энтузиазм. Видели бы сейчас родители своего сына — их бы удар хватил. Кевин рассмеялся бы, но никак не мог восстановить дыхание.

Алый горизонт расцвел ярко-синей полоской восхода, и ночь улетела прочь с завывающим ветром, налетевшим на мальчиков, когда они покоряли последние несколько футов Божьего Гномона. Солнце иногда выглядывало из-за горизонта, обозначая границу дня и тени. Хулиганы ползли гуськом прямо за Джошем и оставили попытки залезть первыми. Теперь им достаточно было залезть, и точка. Внешний мир как будто исчез, остались только четыре скалолаза и нечеловечески крутая гора.

Ветер пробирал Кевина до костей, бил его усталое тело. Он дул ему в лицо, так что слезились глаза. А сверху облака меняли форму и летели быстрее, чем мальчик когда-либо видел.

Он поднял правую руку, изо всех сил вытягивая ее вверх, и наконец, после восхождения длиной в целую ночь, кончики его пальцев коснулись плоской вершины Божьего Гномона. Кевин поднял левую руку и подтянулся, чтобы оглядеть вершину.

Когда глаза искателя приключений поравнялись с верхушкой Гномона, первые лучи солнца ударили из-за горизонта, с каждой секундой все набирая мощь. Они упали на его спину, согревая закоченевшую шею. Яркий свет заставил тень кудрявой белокурой головы Кевина пересечь гладкую, как поверхность стола, вершину Божьего Гномона. Да, она была похожа на маленький, круглый и гладкий каменный стол, не больше трех футов в ширину.

Даже со своим плохим зрением, мальчик мог сказать, что вид был великолепным. Горы под ним сменялись покатыми холмами и пустыней, все еще укутанной тенью. За пустыней был туман, могущий скрывать что угодно — близорукость не давала ничего разглядеть.

— Ну как там? — прокричал Джош, заглушая вой ветра.

— Ты что-нибудь видишь? — проорал Хэл.

Кевин посмотрел на гладкую поверхность. На ней что-то было! Что-то маленькое и блестящее, огненный шар, который захватывал солнечные лучи, менял их цвет и отбрасывал их на вершину горы — но слепящие солнечные блики мешали понять, что это.