Глаза Фемиды - [48]

Башмакову дерзость остяка, да еще при подчиненном, не понра­вилась, и потому он его удержал и попытался руку за спину завора­чивать и зря: потому, что Паша в армии с корейцем Тяном дружил -  от него лихо драться научился: ногой, кулаком и палкой. Извернул­ся Паша и лыжным, твердым как дерево, ботинком пнул назад себя по испекторскому колену и видно хорошо попал. Взвыл Башмаков от боли, согнулся, обнял колено. Сырпин - к нему на помощь. А Паша дальше побежал.

Рыбинспектор ему вслед кричит: «Стой, все равно догоним, куда ты денешься!» И действительно - деться некуда. Догнали Пашу у са­мой кассы, с милицией и оформили административное задержание на пятнадцать суток за мелкое хулиганство, с отбытием наказания на этом же рыбозаводе. Рыбинспектор настаивал на большем: не адми­нистративном правонарушении, а о возбуждении уголовного дела о злостном хулиганстве и сопротивлении властям, однако начальник милиции, от которого все зависит, хотя и друг по пьянке, но уго­ловное дело возбуждать отказался. Не захотел даже ради приятеля служебную статистику портить. Мол, колено у Башмакова поживет и перестанет, остяк на промысел уйдет и все забудется. А если пре­ступление в отчетность попадет - за этим нитка далеко потянется. За рост преступности по головке не погладят, это уж точно. И не только свое начальство, но и райком - у них тоже показатели по воспитатель­ной работе имеются, которые со счета не сбросишь и не обойдешь. На бюро строго спросить могут. И вообще не до остяков теперь, когда в районе геологи со всей их шантрапой вербованной объявились. Вот с ними теперь горя хватишь, это уж точно. Вот от его доброты ду­шевной и попал Паша в одну камеру с Папой Карло и Колонтайцем - другой в милиции все-равно нету. Потому что начальник на расшире­ние КПЗ в округе денег никогда и не просил - боялся, вдруг спросят: что это за срочная нужда - изолятор, который с прошлого века всех вмещал и даже пустовал временами, расширять возникла. Неуже­ли преступность растет? А это уже основание для оргвыводов. Нет уж - лучше пусть задержанные потеснятся. Ничего им не сделается, перетерпят. И не такое терпели, привычные. Кучней - теплей. На на­рах - не на берегу под лодкой, в бока не дует. Простодушный Паша этой милицейской философии не знал, в камере скучал и мечтал о том времени, когда вернется на холодный берег, к своей забытой под при­чалом лодчонке. Одно его утешало: режим питания. Два раза в сут­ки административно арестованных кормили из столовой рыбозавода. Утром всегда чай, каша и кусок хлеба. А вечером арестантам помимо нормативной пайки доставалось все оставшиеся и невостребованные порции. Обычно жареная рыба. Ее отдавали арестантам без жалости: вчера пожаренную рыбу наутро никто есть не будет и черствый хлеб тоже. А в обед можно было хорошо прокормиться в цехах завода, где рыба присутствовала во всех возможных видах: сырая, мороженая, соленая, копченая, вяленая и консервированная. Привычный к рыбным блюдам, Паша беспрепятственно ел ее досыта и опасался единствен­но, что от такой жизни в заключении располнеет и отяжелеет для охотничьего промысла, на который он расчитывал еще успеть.

Глава шестая. Проблемы с Колонтайцем и прочими

Смеюсь навзрыд - как у кривых зеркал, -

Меня, должно быть, ловко разыграли:

Крючки носов и до ушей оскал -

Как на венецианском карнавале...

В. В. Высоцкий

У Рыбакова при упоминании о Колонтайце начинала болеть голо­ва. Объективно получалось, что им произведено незаконное задержа­ние и снятие с транспортного средства законопослушного пассажира. За превышение служебных полномочий предполагалась ответствен­ность, если не судебная, (советская милиция неподсудна по определе­нию), то дисциплинарная или партийная (это в зависимости куда будет жаловаться отпущенный на свободу Колонтаец). В предпенсионном возрасте еще одно разбирательство Рыбакову оказалось бы совершен­но некстати. Однако причастность Колонтайца к ограблению кассира доказать не удалось из-за железобетонного алиби: в ночь ограбления он не покидал поселка: смотрел кино, наблюдал за танцующими, вы­пивал с «халеями», а потом болтался по улице с гитарой, на которой бренчал почти до утра, пел и не давал спать сельчанам. Наличие в багаже Колонтайца ножа перестало быть основанием для задержания и возбуждения уголовного дела по вине самого Рыбакова: рассматри­вая старинное изделие, он неосторожно нажал на лезвие и оно обло­милось возле самой рукоятки. Теперь ни один суд не признал бы его за холодное оружие. Оставалась надежда на привлечение к уголовной ответственности за злостное уклонение от уплаты алиментов. Но для этого были необходимы, как минимум, заявление бывшей жены и, в качестве доказательства, бухгалтерская справка с мест работы задер­жанного. Однако и с этим не получилось: на запрос милиции бывшая жена Колонтайца не пожелала ответить, а из экспедиции поступил ответ, что Миронов Антон Аркадьевич при увольнении оставил за­явление с просьбой всю недополученную им зарплату перечислить почтовым переводом бывшей жене на воспитание дочери. И с этим у Рыбакова не получилось. При таких обстоятельствах, на продление санкции прокурора не приходилось даже расчитывать. Оставалось одно: извиниться перед Мироновым и оплатить ему билет на само­лет до Большой Земли. Вот такого исхода самолюбие милицейского начальника не допускало ни в коем случае. Раз попался - пускай по­сидит, впредь сам умнее будет и другим расскажет. Кстати, на запрос Рыбакова, из областного комитета профсоюза лесников пришла ха­рактеристика на Миронова, из которой следовавало, что, наряду со многими положительными качествами, у него имелся существенный недостаток: он некоторое время находился в психиатрической лечеб­нице, потому и уволен по профнепригодности. Такая новость давала шанс милиции выпутаться с незапятнанным мундиром, переключив стрелку на медиков. Но сделать такое следовало тонко, и Рыбаков для этого постарался.