Глаза цвета неба - [38]

Ногай досадливо бросил лук в сторону.

— Э-эх… Ишь, накидал!

Фрол стал собирать стрелы, раскиданные возле мишени, продолжая привычно бурчать. Торчать тут с ордынцем целый день как-то не хотелось. — Обед, если что, скоро. Может, хватит уже?

— Сколько?! — зло спросил Ногай.

— Что? — не понял Фрол.

— Шагов до мишени.

— А ты сам, что ли, не видишь?

— Вижу, но не так, как раньше — она как будто плоская.

Фрол, собравший все стрелы, стал считать.

— Ну, тут с десяток и еще семьюшка будет.

«С семнадцати попасть не могу. Это что же такое!» — негодовал мысленно на себя Ногай.

— Еще раз!

Ордынец стрелял упорно и долго. Ноги его от усталости дрожали. Фрол заметил.

— Ну, будет. Передохни.

Ногай отошел и оперся о перила лестницы. Фрол подошел, втал рядом.

— Вот наловчишься и дальше мирных людей убивать пойдешь. Да?

Ногай хмуро посмотрел на Фрола, тот продолжил.

— Вот такие ловкие пришли и сожгли мой дом, ничего не осталось. Я и еще пару мальчишек в лес убегли. Сиротой скитался по миру, потом по чужим подворьям, потом вот к Тимофеевым прибился, они мне семьей стали. Что ж мы тут тебя выхаживали, а ты новых сирот плодить пойдешь?

Ногай понимал, что реки крови разделяют их, и никогда он здесь своим не будет. Внутри все сильнее закипала досада:

— Вороны зерно склевали, а ты палкой ветру грозишь?! Я ли виноват в твоих бедах?! — вздохнул, и, помолчав, уже мягче добавил: — Умение стрелять важно не только для войны, но и для охоты. Ордынцы лучше в стрельбе, всегда так было.

— Ты вот посмотри на себя. Хочешь, чтоб в следующем бою стрела тебя добила, раз в этом не смогла?

— Все умирают, от этого еще никто не убежал. Погибнуть в бою — почетно для мужчины.

Фрол покачал головой.

— А что ты оставишь после себя? Вон Иван Тимофеев, упокой его Господи, если умер, — Фрол перекрестился, — оставил после себя детей, дом. Дело его живет. И никто от дел его не страдает. Так-то.

Эти слова ударили Ногая словно по больному месту. Сейчас у него не было ничего. Он не знал, как вернется назад. В Орде его считают скорее всего погибшим, а значит, Менгу станет искать нового военачальника. Сможет ли он вернуть себе все то, что принадлежало ему по праву? Настя. Сейчас, когда он нашел ее, когда она стала его! Что он может дать ей? Вправе ли он звать ее с собой в никуда, на удачу? Ногай зло стиснул зубы. Взялся за лук, вымещая в стрелах все свою злость и тревогу. Стрелы полетели остервенело, одна за одной. Они не попали в центр, но врезались в круг.

— Еще!

Фрол смотрел на Ногая и не узнавал, в нем было что-то властное и жесткое в это мгновение, что невольно вызывало внутренний трепет. Старик вздохнул и притащил откуда-то лавку.

— Так-то сподручней будет, а? Считай, словно на коне.

Ногай кивнул.

— Спасибо.

К обеду послышался скрип телеги и постучали в ворота, Фрол побежал открывать. Оказалось, Егор приехал со склада. Он привез мешки с промокшим зерном и стал по одному втаскивать во двор. На улице, возле телеги, остался караулить Фрол. Ногай оставил тренировку, взялся помогать растаскивать мешки. Отодвинул лавку у стены, мешок оттащил подальше от входа, принялся за второй.

— Не нужна мне твоя помощь! — раздраженно возмутился вернувшийся с новым мешком Егор.

— А я не тебе помогаю! — в тон ему ответил Ногай.

Егор, не спавший всю ночь, к обеду ощущал многопудовую усталость, сил бороться с ордынцем у него уже не было. Он нахмурился, но ничего более не сказал. Так пошла у них работа. Ослабшие руки Ногая непривычно ныли, но он радовался — удачная тренировка выходила. Плечо сегодня ночью спать явно не даст. Ничего, так ему, а то совсем разнежился!

Когда работа была закончена и двадцать мешков стояли у стены ровным рядком, Егор на спасибо так и не разжился. Ушел к себе наверх, отсыпаться.

Настя вернулась лишь к вечеру. Утро она провела у Ксенаксиса, договорилась с ним о просушке ткани, а после отправки Егора домой сама за ремонтом крыши до вечера следила. Она думала, застанет Ногая как обычно отдыхающим в комнате, и велико было ее удивление, когда во дворе она увидела выставленную скамью, на ней сидел Ногай и продолжал стрелять. Стрелами была утыкана стена слева и с верху от мишени, несколько стрел красовались в круге, и лишь две стрелы попали в мишень, в самый центр. Настя подошла ближе.

Ногай услышал шаги, обернулся. Глянул на нее с теплотой и радостью. Впервые он видел ее после того, что произошло между ними. Казалось, все иначе. Никогда он не испытывал такой нежности к женщине.

— Здравствуй, моя Хурхэ[2].

— Ногай, — Настя улыбнулась: вспомнилось, как ночью он шептал ей эти слова. Она подошла ближе. Ногай хотел приобнять ее, но женщина увернулась и взяла его за руку.

— Дома все, не надо, — она поспешила сменить тему и кивнула на стрельбище. — Неплохой результат.

Ногай нахмурился, покачал головой.

— Да, я знаю, ты можешь лучше! Сможешь!

Ногай помолчал. Он вглядывался в ее лицо, и Настя ощущала, что плавится, словно свечка.

— Спасибо тебе.

Настя, все еще продолжавшая держать его за руку, кивнула, глянула на его ладонь и ахнула. Пальцы от тетивы были стерты до крови.

— Ты чего, целый день так?

— Если я с других спрашиваю, то с себя тем более.