Главный врач - [40]

Грейдер кончился. Балашов свернул налево и выехал на проселочную дорогу. С обеих сторон ее тянулись уходящие до самого горизонта поля хлопка. Чахлые низкорослые стебли. Жесткие листья покрыты серой пылью.

Алексей вспомнил, как Глыба за ужином честил в хвост и гриву эту неблагодарную культуру.

— И какой дурень додумался в наших местах этот хлопок выращивать? В Узбекистане по тридцать пять центнеров с гектара берут. Вот и сеяли бы в Средней Азии. А у нас… Позорище одно. Еле по два центнера собираем, да и то… Какой же это хлопок?..

Алексей покосился на Балашова и спросил:

— Какой смысл в наших местах сеять хлопок?

Балашов глянул в сторону хлопчатника. Желваки под кожей щек у него вздулись тугими узлами.

— Ты думаешь, если я председатель облисполкома, так на все вопросы ответить могу? — спросил и нажал на акселератор.

Машина рванулась вперед. Алексей обеими руками ухватился за ручку. Балашов не сводил глаз с дороги.

Бешеная езда продолжалась несколько минут. Потом «виллис» опять пошел с нормальной скоростью. Алексей оглянулся. Хлопковое поле осталось далеко позади, слилось с выжженной степью.

2

Поезд пришел к станции Мирополье рано утром. Солнце уже взошло, большое, красное.

«Опять ветер будет», — подумал Корепанов.

Станционного здания не было. Только теплушка, поставленная на каменный фундамент, бассейн с помпой для воды — вот и все.

Поодаль от насыпи стояла нарядная тачанка.

— Корепанов! Кто тут Корепанов? — кричал крепкий дидуган, размахивая кнутовищем.

— Я Корепанов, — подошел к нему Алексей.

Старик обрадовался.

— Так цэ ж за вами Леонид Карпович меня послали, — сказал он. — Они хотели сами поехать, так не смогли: операция у них.

Тачанка была широкая, на мягких рессорах; лошади сытые, застоявшиеся: как только кучер натянул вожжи и прищелкнул языком, они с места же взяли крупной рысью.

Старик держался с достоинством. Встречные пешеходы почтительно здоровались с ним.

Алексея разморило. Так хотелось спать, что если бы не опасность вылететь на каком-нибудь повороте, он бы с удовольствием закрыл глаза и расслабил мышцы.

Больница стояла на холме, на окраине большого села. Строения утопали в зелени. «Что барская усадьба», — подумал Корепанов.

У ворот Алексея встретила сестра в белом накрахмаленном халате. Она сказала, что Леонид Карпович просил пройти к нему в операционную.

Алексей последовал за ней. Девушка повела его в душевую.

— Здесь можно помыться, — сказала она, — если хотите, под душем, а нет, так вот умывальник, сейчас принесу полотенце.

Алексею даже неловко стало от такой предупредительности. Но он с удовольствием умылся, глянул на сапоги и потянулся за своей сумкой. Но сестра и тут его предупредила.

— Вот щетки и крем.

Стоя у двери, она внимательно следила, как Алексей чистит сапоги, потом убрала щетки и сказала:

— Я провожу вас, — и, не дожидаясь ответа, пошла вперед.

Не успел он переступить порог предоперационной, как санитарка мгновенно шмыгнула в соседнюю комнату, и оттуда раздался мужской голос.

— Заходите сюда, Алексей Платонович.

Сестра сняла халат, висевший у двери на вешалке, — несомненно заранее приготовленный, — и подала его Алексею. Потом так же проворно поднесла шапочку и маску.

«Вот это персонал. Вот это выправка», — не переставал удивляться Корепанов, глядя на подтянутых сестер и санитарок.

Операционная была большая, светлая. Огромное окно — во весь проем стены — чуть затемнено зеленью деревьев.

— Рассчитывал до вашего приезда закончить. Так будто назло, две срочных, — сказал, не отрываясь от работы, Бритван. Он стоял чуть расставив ноги, высокий, крепкий. Из-под расстегнутого халата виднелась широкая, бронзовая от загара, спина.

Шла операция на желчном пузыре. Алексей сразу оценил мастерство, с каким оперировал Бритван. Он работал спокойно, уверенно, так, словно делает это, по меньшей мере, в тысячный раз. Может быть, эта легкость была и нарочитой, но все равно — так обращаться с инструментом и тканями мог только настоящий хирург.

Рану зашивала ассистентка. Зашивала тоже мастерски. Шов получился ровным, почти косметическим.

— Как фамилия врача, который вам ассистировал? — спросил Корепанов, когда они вышли из операционной.

— А что, понравилось? — спросил Бритван.

— Понравилось, — признался Корепанов.

— Хирургов у нас нет, — снимая халат, сказал Бритван. — Я — один. Помогают мне сестры. Причем, по очереди. Терпеть не могу незаменимых.

Он помыл руки. Вытер их. Полотенце бросил стоявшей начеку санитарке, надел белую шелковую рубаху, накинул пиджак и пошел к двери, приглашая Корепанова:

— Пройдемте в кабинет.

Коридор был длинный, широкий, залитый светом. Сестры и санитарки, попадавшиеся навстречу, быстро сторонились, уступая дорогу. Одной из них, невысокой, худенькой, Бритван бросил на ходу:

— Приготовь нам, Наденька.

И многозначительно вскинул два пальца.

Через несколько минут девушка вошла в кабинет с подносом, на котором лежало четыре бутерброда — два с ветчиной и два с голландским сыром.

— Спасибо, Наденька, — поблагодарил Бритван.

Когда девушка вышла, он открыл шкаф, извлек оттуда бутылку коньяка, поставил на стол.

— Подкрепимся чуть-чуть, потом я покажу вам больницу, — сказал он, наливая в рюмки.