Главный университет. Повесть о Михаиле Васильеве-Южине - [49]

С Тимофеем Михаил расстался на Казанском вокзале, сговорившись встретиться за фабричным корпусом на пустыре.

— Посмотрите наше Замоскворечье… Там мой помощник орудует, обещал собрать народ: хотят большевистского агитатора послушать. Меня они в счет не берут, я для них человек свой. Так что приходите, Михаил Иванович.

Смеркалось, Михаил Иванович ждал Тимофея в негустом кустарнике, окружавшем несколько одиноких молодых кленов с ярко-красными осенними листьями. Тимофей пришел не один. Вместе с ним был темноволосый, смуглый молодой человек. Что-то знакомое в нем заставило Михаила насторожиться. Он всмотрелся в его лицо и тотчас узнал юношу, хотя не сразу в это поверил. Здесь, в Замоскворечье, — бакинец Хачатур!

— Вот кого не ожидал здесь увидеть. Ну и везет мне в последнее время на неожиданные встречи! Как же ты здесь очутился, Хачатур?

— После смерти отца… Абдалла к себе в Симбирск уехал, а я сюда, в Москву. Не мог я там больше.

— Понимаю. Значит, вместе? Сообща будем агитировать?

— Сообща, — ответил Хачатур. — Раньше — вы меня, а сейчас — сообща…

Наступал вечер. Рабочие все не шли и не шли. Привести их должен был товарищ Хачатура, которого он и Тимофей в разговоре называли Василием. Хачатур изгрыз, нервничая, несколько травинок, принялся уж было за какую-то веточку, но она оказалась слишком горькой и он, выразительно скривившись, сплюнул.

На руке у бакинца были огромные, обтянутые кожаным чехлом часы, — видимо, все, что осталось у него от отца-часовщика. Он то и дело поглядывал на них, прикладывал к уху и, разводя руками, удивленно приговаривал:

— Не идут.

— Что же это? — спросил наконец Тимофей. — Может, объяснишь?

Он обратился к Хачатуру сердито, словно тот был виноват.

— Я при чем, — оправдывался парень, — если их на аркане тянуть надо. Какие они революционеры? Мужики и есть мужики.

— А ведь он прав, — успокоил Тимофея Южин. — Организовывать такие дела надо иначе…

Михаил не успел объяснить: к ним, ломая кустарник, шел Василий. Видавшая виды кепка сдвинута на затылок, лоб взмок, голова низко опущена, взгляд прячет. Стало ясно: неудача.

— Что? — спросил Тимофей.

— Что-что… Ничего! Разве этого мужика вытянешь? У него один лапоть на фабрике, а другой в деревне. Какой это пролетарий!

Южин, скрывая улыбку, переглянулся с Тимофеем — видишь, мол, какие дела.

— Да к тому же, — продолжал Василий, — проболтались старики, — я ведь с рабочими еще вчера сговорился. Ну, администрация и всполошилась — полицию вызвала.

— И вы испугались? — спросил Южин.

— А как же? Они вон до зубов вооружены. У каждого наган да «селедка» на боку. Разве с такими управишься? А у нас — ничего.

— Бедненькие… А кто же вам это оружие доставать будет? Это ведь хорошо, — говорил Михаил Иванович, — что полиция пришла с палашами да наганами. Значит, и нужно этим пользоваться.

— Покупать, что ли?

Южин рассмеялся.

— Если продадут, можно купить. А если нет — и так взять. Мы в Баку охотно разоружали жандармов. Правильно, Хачатур? Да и вчера на Казанской дороге не испугались полиции.

О вчерашнем собрании на Каланчевской площади Михаил рассказывал с умыслом: нужно было поддержать молодых товарищей.

— Это Михаил Булгаков организовал? — с ноткой ревности спросил Тимофей.

— Он, конечно. Кто же еще? И не вечером, а в обеденный перерыв. Рабочие собрались прямо на улице. Сначала их было не так уж много, а затем, когда я стал говорить, на полицейские свистки начали останавливаться и прислушиваться любопытные прохожие, и те, кто о нашем собрании не подозревал, стали невольными его участниками. Словом, всю улицу, что выходит на Каланчевку, запрудили, движение остановилось: конка, извозчики, ломовики — потеха!

Михаил видел, какой завистью горят глаза у парней.

— Ну а потом? — торопил Хачатур.

— А ничего потом. Конечно, суетилась полиция, свистела, пыталась помешать. Да только ничего не получилось. Один, правда, подобрался ко мне, так ему дали по шапке в прямом смысле слова. Вот так.

И Южин натянул кепку Василия прямо ему на нос.

— Да как же собрать людей?

— А зачем собирать? — хлопнул себя по лбу Тимофей. — Через неделю праздник, в этот день все рабочие идут к Даниловскому монастырю…

— Вот это верно, — подхватил Васильев. — Там мы и устроим такой молебен, что богу жарко станет. А пока — по местам. Нельзя собрать людей — работайте с каждым в отдельности. Перед посевом нужно хорошо возделать почву. Правильно я говорю?

— Да уж правильно, — тихо ответил Василий.

Приехавший из Баку человек передал, что арестован Бакинский комитет и его финансовая комиссия, что взяли и Марию. Она благополучно приехала в Баку из Женевы, включилась в работу, привезла переданную Крупской литературу, и вот по какой-то причине провал.

…С тех пор, как Мария Андреевна включилась в активную революционную деятельность и возглавила финансовую комиссию Бакинского комитета, они стали жить с мужем одной, общей жизнью, поровну делили опасности и лишения.

Особенно почувствовала Мария свою самостоятельность и ответственность, когда Михаил вынужден был скрываться от полиции, а затем и вовсе уехать из Баку, Жандармерия сбилась с ног в поисках оратора-большевика. Уже на следующее утро в квартиру ворвался ротмистр с целой свитой, вооруженной до зубов. С места в карьер он спросил: