Главный университет. Повесть о Михаиле Васильеве-Южине - [47]

Ответ на этот вопрос молодой человек не смог дать. Он назвался Емельяном, фамилия его была Губельман. Он пытался что-то объяснить Южину, хотя казался растерянным. Впрочем, Михаила не удивила эта растерянность: Губельман лишь недавно был выпущен из тюрьмы и сам пытался разобраться в том, что произошло в Одессе. Во всяком случае, он считал события на «Потемкине» и неожиданными, и очень значительными.

Михаил Иванович слушал Емельяна, и рассказ этого человека словно подтверждал опасения Ленина, что одесские товарищи не сумеют как следует использовать восстание. Как точно предвидел все Ильич… «Город надо захватить в наши руки, затем немедленно вооружить рабочих и самым решительным образом агитировать среди крестьян. На эту работу бросьте как можно большее количество сил одесской организации… Зовите крестьян захватывать помещичьи земли…» Да, именно этого не сделали одесские товарищи. А сейчас поздно: «Потемкина» в Одессе уже не было…

— Как мне отправиться в Новороссийск? Быть может, я смогу догнать броненосец, — настаивал Южин.

— Бесполезно… Он ведь ушел за границу, в Румынию…

Михаил Иванович рассказывал об этом Марату, и у него снова, как тогда, больно защемило сердце… Опоздал… Слишком поздно пришло сообщение о восстании в далекую Женеву… Слишком долго тянулся этот проклятый курьерский поезд. Слишком, слишком… События опередили Южина; всего одиннадцать дней продержался революционный корабль и, непобежденный, ушел в Румынию… О эти одиннадцать дней! У революции появилась своя военная сила, свой боевой корабль. Он разговаривал с царизмом как представитель народной власти, он предъявлял ультиматум, он ознаменовал новую веху в истории России — переход армии и флота на сторону революции.

Первая встреча с Маратом длилась всего около часа. Рассказали друг другу только самое важное, в общих чертах. Они решили, что в кабинете видеться опасно, и договорились поближе познакомиться на конспиративной даче в районе Москвы-Сортировочной…

— А сейчас, — сказал Марат, — воспользуйтесь этой дверью. Отсюда вы попадете в пустой кабинет моего сослуживца, а оттуда уж… Ну, не мне вас учить. Только помните: у московских шпиков мертвая хватка…

Васильев вышел из двора соседнего дома и посмотрел на противоположную сторону: филер настороженно стоял у своей витрины, вытянув шею, точно старался заглянуть в окна второго этажа.

Михаил Иванович и Шанцер долго петляли по узким зеленым улочкам, пока не очутились перед плотным, довольно высоким забором, надежно скрывавшим дачу от посторонних глаз. Оказывается, эта дача находилась у самой железной дороги, слышен был шум поездов, но Шанцер, конечно, неспроста так удлинил путь к ней. Почти вплотную подступал к даче лес.

— Ну вот и пришли. Осваивайтесь, Михаил Иванович… Впрочем, если не возражаете, мы бы могли перейти на «ты»…

— С удовольствием, Виргилий Леонович! Давайте, пожалуй, я начну… Ты уверен, что здесь безопасно? Марат улыбнулся.

— Во-первых, дача надежно охраняется. Хозяин уже на посту. Во-вторых, выход в лес многое значит, а в-третьих, мы собираемся здесь по воскресным и праздничным дням, когда филеры тоже не прочь отдохнуть и закусить селедочкой вонючую стопку водки.

Дом был небольшой, но с широкой террасой. Стол приспособили под одной из лип, и ветки опускались прямо к головам сидевших под деревом. Между липой и террасой — небольшая цветочная клумба. Узкие дорожки от калитки к столу и к террасе были аккуратно посыпаны песком, и это вызвало недовольство Марата.

— Опять посыпали… Зря… Следы отпечатываются лучше. Песок-то мокрый…

— Хозяева надежные? — спросил Михаил,

— Вполне…

Марат представил им Южина просто:

— Решением Московского комитета в него введен Михаил Иванович Южин. Он будет ведать в нашем комитете вопросами агитации, пропаганды и печатного дела… Знакомьтесь, товарищи.

Как это могло случиться, что Михаил Иванович не заметил его сразу, этого рослого седеющего мужчину? Как не обратил он внимания на его богатырскую фигуру, на широкий размах плеч? Как его не привлек пристальный, недоумевающий взгляд?.. Перед его мысленным взором вдруг возник домик-вагон на железнодорожных путях…

Только сейчас понял Васильев, почему так удивленно смотрит на него Михаил-большой… Ну конечно же время нас меняет, да и фамилия совсем другая — Южин…

— Здравствуйте, товарищ Булгаков.

— Здравствуй, Михаил-маленький.

Они пожали друг другу руки с радостью, благодарностью, как бы скрепляя давнюю мужскую дружбу. Марат, наблюдавший за ними, спросил:

— Вы, оказывается, знакомы?

— Он жизнь мне спас! — воскликнул Булгаков.

— А он мне путь в жизни подсказал, — ответил Южин. Познакомился Васильев со своим однофамильцем Андреем — широколицым белобрысым парнем в серой косоворотке, степенным Станиславом Вольским, молодым, ее по годам серьезным Тимофеем. Он-то и сообщил Марату: неспокойно что-то на станции. Заметил какое-то оживление и Станислав.

— В случае чего, — предупредил Шанцер, — в лес и разбрелись в разные стороны. А пока продолжим.

Беседа на даче помогла уяснить Южину многое из того, что происходило в эти дни.

Состояние дел в Москве Марат не переоценивал. Трудностей было немало, комитет видел их отчетливо. В отличие от петербургских или ивановских, московские рабочие, в большинстве своем вчерашние крестьяне, еще не вполне осознали свое новое положение в обществе. В трудных условиях работали московские большевики, но первые успехи уже были. Михаил Булгаков рассказал о том, что железнодорожники Московско-Казанской дороги готовы бастовать, хотя вряд ли решатся сделать это первыми.