Главный дар вашему ребенку - [19]
– Ну как? Не цепляет? Меня так очень даже за душу берет. Коли я, к примеру, тщательно собираю на сберкнижку копеечку на черный день, а в стране грянул дефолт и я осталась без всего, всего, нажитого непосильным трудом и впала в стресс – кто и виноват, как не страна и правительство? А что при этом я по уши в своем сребролюбии – то не считается, в голову не приходит. Вот и страдаю, годами страдаю, что меня обокрала родная держава – а всего-то и надо, чтобы перестать страдать – просто покаяться в сребролюбии!
Ясное дело, что с одного проговора у аналоя душа не изменится.
Впрочем, нет, не так.
В Таинстве Покаяния душа меняется мгновенно – если покаяние было настоящим, искренним, глубоким, с ужасом от самого себя и желанием никогда, ни за что больше так не делать и не чувствовать.
Тогда от аналоя отходишь исцеленной.
Только очень, ну очень редко мы каемся по-настоящему.
Вот и таскаем на исповедь годами одни и те же грехи – и живем ими.
Однако если мы хотим, чтобы наш ребенок родился исполненным душевных сил, спокойным и полноценным человеком, – надо каяться. Хочется – не хочется. Можется – не можется, умею – не умею… Без разницы.
Учимся на ходу, на лету, на скаку. На практике.
Ибо времени на разгон у нас просто нет. Беременность длится всего девять месяцев. И многое нужно успеть! Итак, не откладывая в долгий ящик, благословясь, отправимся исповедаться.
Ты только ужаснись себе!
Он был парень как парень. Старший брат работал не разгибая спины и не покладая рук. Кем работал, где работал, что именно делал – не суть важно. Пахал. Как сивка-бурка. На износ.
А младшему хотелось жить как люди. Пока молодой – нормально повеселиться, погулять, распотешить душеньку и плоть. И что тут плохого? Тем более что у отца большой дом и сад. Жить там он не собирался, посему предложил папе альтернативу: или ты продаешь дом и выделяешь мне мою долю, или не продаешь дом, но и выделяешь мне мою долю. Одно из двух.
И отец отдал младшенькому половину денег, которые стоило его имущество. Здраво рассудив, что проживут как-нибудь со старшим сыном, руки-ноги на месте, работать могут оба – заработают на отдачу долга, не инвалиды.
Так и получилось.
Прошло время, и постоянным трудом своих рук отец с сыном восстановили и даже расширили свое прежнее владение.
А довольный донельзя младшенький умотал, забрав денежки. Тратил их от души. Пил и ел, веселился вовсю. Наконец кошелек, как и следовало ожидать, опустел. Что делать? Идти домой было стыдно. Да и не примут, он же выделился и пообещал, что больше не вернется…
Нанялся пасти свиней. Пить-есть нужно? Спать где-то нужно? Спал со свиньями, ел из свиного корыта. Там не помои, правда, были – хрюшек кормили довольно вкусным блюдом – стручочками сладенькими, вроде сладкого крупного сахарного горошка. Немного однообразно, но выбирать не приходилось..
Пожил парень в пастухах неделю, другую, месяц, два…
И вдруг в один прекрасный день словно пелена с глаз упала: что я тут делаю? Мой отец и брат не так далеко. Они работают, живут нормально. По-людски. А я – из свиного корыта… в свином хлеву… на куче навоза, чтоб не замерзнуть холодной ночью… Как низко я пал. Из отчего дома – в навозную кучу…
Он пошел домой.
Шел и думал: «Я приду и скажу:
– Отец! Я виноват перед тобой. Все, что ты предназначал мне для долгой счастливой жизни, для моей будущей семьи и детей – я растратил, расшвырял, пустил на ветер. Я обидел тебя, решив расстаться с тобой и никогда больше не возвращаться обратно. Я не достоин быть твоим сыном. Но прими меня как раба, как последнего своего слугу. Я хочу работать на тебя, а не на чужого хозяина. Попытаюсь искупить свою вину. Если хочешь, проходи мимо меня, не замечая – а я стану день и ночь не покладая рук трудиться ради тебя, чтобы возместить ущерб, нанесенный твоему имению и твоей душе. Я не стану ждать даже приветливого взгляда, ибо не стою его. Но сам я на тебя буду смотреть лишь с любовью и заботой, а не так, как прежде, – с желанием урвать что-то себе…»
Задумался.
И не заметил, как дорога привела к родительскому дому.
А отец давно завидел фигуру вдалеке и до боли в глазах вглядывался в нее: кто идет? не сын ли потерянный? младший?
– Погляди, – просил старшего, – не брат ли твой возвращается?
И вот уже нет никаких сомнений: это он, потерянный милый сын, дорогой ребенок – он возвращается, приближается к дому…
У отца перехватило дыхание.
– Скорей, скорей жарьте мясо, накрывайте столы, зовите гостей! Это мой сын. Мой дорогой сын! Он был мертв и ожил, он уходил – и вернулся…
И отец бросился в дом… Мальчик мой! Что ему сейчас понадобится в первую очередь? Он наверняка обносился, измучен, может быть, в долгах… Вот новая одежда… Да, это его размер, подойдет. Вот драгоценный перстень – он так нравился ему когда-то… Кошелек, где же кошелек? Вдруг ему срочно требуются деньги.
Сынок! Ты вернулся, сынок!
Господь, Отец, Спаситель всегда нас примет – и не рабой, не прислугой, не побитой собакой с поджатым хвостом, а – сыном, дочерью. Любимой доченькой.
Каждую из нас – самой любимой. Лишь бы осознать, что без него бессильна. Он так и говорил, Он предупреждал, объяснял: «Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего» (Иоан. 15:5). И это действительно так.
