Главное - доплыть - [85]
— Ладно, — ответила девушка.
Эми почувствовала, что это слово звучит по-другому, если произнести его без гнева и сарказма.
Дни двенадцатый и тринадцатый
Лава — Алмазный ручей
Глава 50
Дни двенадцатый и тринадцатый. Со сто восьмидесятой по двести двадцать пятую милю
У всех была своя версия насчет пропажи собаки.
Эвелин не сомневалась, что Миксер погиб. Она помнила Лаву и бушующий поток. Она автоматически сложила в голове разнообразные факторы — объем, вес тела, время, температуру — и поняла, что пес никоим образом не мог уцелеть.
Джил тоже считала, что собака утонула. Она не подсчитывала шансы, но просто верила в персональный закон Мерфи: если что-нибудь и может сделать ее сыновей навеки счастливыми, то это не произойдет. Она начала жалеть, что не позволила мальчикам завести собаку, — возможно, если бы у них уже был питомец, они бы не привязались к Миксеру так сильно. Интересно, сколько времени дозволительно оплакивать пса, прежде чем отправиться с детьми в собачий приют в Солт-Лейк-Сити.
Марк, напротив, был убежден, что пес выжил и что их догонит — это лишь вопрос времени.
— У него девять жизней, — заявил Марк сыновьям, и Джил поморщилась. Но в то же время она завидовала оптимизму мужа.
«Только бы не кончилось все находкой трупа», — подумала она.
Руфь, схоронившая не одного домашнего любимца, было настроена философски — возможно, потому, что видела смерть многих животных; возможно, потому, что знала — это, в конце концов, всего лишь собака, тогда как есть куда более насущные проблемы — например, рождение ребенка. А Ллойд уже абсолютно забыл про пса и не понимал, из-за чего столько шума. «Собак в каньон не пускают», — твердил он, намекая, что четырнадцати путешественникам Миксер померещился.
Митчелл страдал от угрызений совести и замкнулся в мрачном молчании. Он неустанно вспоминал путь через Лаву. Когда именно он выпустил пса? Когда они попали в противоток или потом? Он сидел на солнце, на корме плота Джея-Ти, и рассматривал свои руки, пытаясь понять, каким образом они могли ослабить хватку. Почему он не зажал пса бедрами покрепче? Почему, кстати, Миксера не додумались привязать? Были тысячи мелочей, которые Митчелл, вспоминая случившееся, теперь сделал бы иначе.
К концу дня никаких признаков пса по-прежнему не обнаружилось. Они разбили лагерь на широком пляже, и внимание путешественников отвлеклось, когда Эвелин отправилась ниже по течению поискать уединенного места для ночевки, а потом вернулась бегом, крича, что видела в песке огромную гремучую змею. Все захотели посмотреть — Джей-Ти отговаривал, но путешественники направились вниз по берегу, чтобы полюбоваться чудовищем, с фотоаппаратами наготове, и вернулись в таком ужасе, что на ночь сдвинули свои спальники поближе к центру лагеря.
За ужином все слушали рассказы Джея-Ти о прошлых неудачах, ошибках и проделках. Путешественники смеялись. Но за мытьем посуды, когда Миксер должен был бы выпрашивать объедки, люди скучали по нему так, как будто знали его с рождения, и грустили при мысли, что, возможно, им не суждено узнать, что случилось с псом на реке.
— Он может прийти вечером, — объяснил отцу Сэм, когда Марк спросил, отчего мальчик оставил фонарь лежать на песке включенным.
— Конечно.
— Папа…
— Что?
— Если его кто-нибудь подберет, то отдаст в собачий приют, правда? Они ведь не заберут его себе?
Марк сказал, что всякий порядочный человек поступит именно так.
— Значит, мы сможем его найти, когда вернемся во Флагстафф?
— Может быть. Впрочем, не нужно чересчур надеяться.
— Хорошо, папа. Можно оставить фонарик?
— Конечно, — ответил Марк. Когда он наклонился поцеловать сына на сон грядущий, Сэм обхватил его шею руками и долго не отпускал.
— Не хочу внушать мальчику напрасную надежду, — сказала Джил, когда муж улегся рядом с ней.
— А что бы ты сказала?
Джил подумала и вздохнула.
— Наверное, то же самое.
Она нащупала руку Марка, и они сплели пальцы.
— Но я бы не стала подливать масла в огонь.
— Сомневаюсь, что мне придется это делать.
— Ты очень чувствителен к мелочам.
— Ты так считаешь?
— Да, — прошептала Джил.
— Спасибо, — ответил Марк. — Знаешь… а я действительно верю, что он жив.
— В таком случае не теряй надежды, — посоветовала Джил, стискивая руку мужа.
Прежде чем отправиться спать, Питер подошел к плоту Дикси.
— А, Питер, — сказала она. — Что случилось?
Питер помедлил.
— Все в порядке?
— Да, конечно.
— Тебе что-нибудь нужно?
— Нет. Просто хотел тебя поблагодарить.
— Не стоит благодарности, — бодро отозвалась Дикси. — Ну и поездочка выдалась, а?
— Я не то имел в виду, хотя и за это тебе спасибо. Я хотел сказать… ну… может быть, ты заметила, а может быть, и нет… но я всю дорогу был влюблен в тебя по уши. По-моему, ты самая красивая женщина на свете. И вдобавок речной гид. Я погиб, как только Джей-Ти тебя представил — там, на переправе Ли.
Дикси села.
— Но я говорю это не потому, что хочу продолжения. Я знаю, у тебя парень в Таксоне. Завтра мы попрощаемся и, вероятно, больше никогда не увидимся. Поэтому спасибо за то, что ты позволила любить тебя в течение двух недель.
Дикси покрутила амулет у себя на шее.
Когда пожилой Мюррей Блэр приглашает сына и дочерей к себе на ферму в Нью-Гэмпшир, он очень надеется, что семья проведет выходные в мире и согласии. Но, как обычно, дочь Лиззи срывает все планы: она опаздывает и появляется с неожиданной новостью и потрепанной семейной реликвией — книгой рецептов Фанни Фармер. Старое издание поваренной книги с заметками на полях хранит секреты их давно умершей матери. В рукописных строчках спрятана подсказка; возможно, она поможет детям узнать тайну, которую они давно и безуспешно пытались раскрыть. В 2019 году Элизабет Хайд с романом «Спросите Фанни» стала победителем Книжной премии Колорадо в номинации «Художественная литература».
Герои книги Николая Димчевского — наши современники, люди старшего и среднего поколения, характеры сильные, самобытные, их жизнь пронизана глубоким драматизмом. Главный герой повести «Дед» — пожилой сельский фельдшер. Это поистине мастер на все руки — он и плотник, и столяр, и пасечник, и человек сложной и трагической судьбы, прекрасный специалист в своем лекарском деле. Повесть «Только не забудь» — о войне, о последних ее двух годах. Тяжелая тыловая жизнь показана глазами юноши-школьника, так и не сумевшего вырваться на фронт, куда он, как и многие его сверстники, стремился.
Повесть «Винтики эпохи» дала название всей многожанровой книге. Автор вместил в нее правду нескольких поколений (детей войны и их отцов), что росли, мужали, верили, любили, растили детей, трудились для блага семьи и страны, не предполагая, что в какой-то момент их великая и самая большая страна может исчезнуть с карты Земли.
«Антология самиздата» открывает перед читателями ту часть нашего прошлого, которая никогда не была достоянием официальной истории. Тем не менее, в среде неофициальной культуры, порождением которой был Самиздат, выкристаллизовались идеи, оказавшие колоссальное влияние на ход истории, прежде всего, советской и постсоветской. Молодому поколению почти не известно происхождение современных идеологий и современной политической системы России. «Антология самиздата» позволяет в значительной мере заполнить этот пробел. В «Антологии» собраны наиболее представительные произведения, ходившие в Самиздате в 50 — 80-е годы, повлиявшие на умонастроения советской интеллигенции.
"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...
1995-й, Гавайи. Отправившись с родителями кататься на яхте, семилетний Ноа Флорес падает за борт. Когда поверхность воды вспенивается от акульих плавников, все замирают от ужаса — малыш обречен. Но происходит чудо — одна из акул, осторожно держа Ноа в пасти, доставляет его к борту судна. Эта история становится семейной легендой. Семья Ноа, пострадавшая, как и многие жители островов, от краха сахарно-тростниковой промышленности, сочла странное происшествие знаком благосклонности гавайских богов. А позже, когда у мальчика проявились особые способности, родные окончательно в этом уверились.
Самобытный, ироничный и до слез смешной сборник рассказывает истории из жизни самой обычной героини наших дней. Робкая и смышленая Танюша, юная и наивная Танечка, взрослая, но все еще познающая действительность Татьяна и непосредственная, любопытная Таня попадают в комичные переделки. Они успешно выпутываются из неурядиц и казусов (иногда – с большим трудом), пробуют новое и совсем не боятся быть «ненормальными». Мир – такой непостоянный, и все в нем меняется стремительно, но Таня уверена в одном: быть смешной – не стыдно.