Главная ветвь - [8]

Он презирал себя за выдуманные самим собой страхи. Страхи, накатывающие и обволакивающие внезапно и всегда не вовремя, цепко удерживающие в своих леденящих объятиях, туманящие мозг и сковывающие движения.

Нет, Евгений не был трусом. Но были некоторые жизненные ситуации, в которых Евгений становился похожим на размазню. Мямлил, когда нужно было требовать и настаивать на своем, терялся, когда требовалось собраться и действовать, становился мягким, податливым, не желая портить ни с кем отношений, хотя стоило бы дать отпор невзирая ни на что.

Ненавидел он себя, впрочем, и за то, что иногда чересчур жестко и принципиально реагировал, когда можно было и вовсе закрыть глаза на происходящее. Но, бессильный в других ситуациях, в эти моменты он ощущал себя истинным борцом с человеческими пороками и непоколебимым поборником истины.

Одной из фобий Евгения была боязнь гаишников. Стоило замаячить на горизонте инспектору ГИБДД или показаться на дороге бело-синей машине с красной и синей мигалками, как на Евгения накатывал панический страх.

Этот страх в свое время сыграл с Евгением злую шутку, заставив того шестнадцать раз пересдавать вождение, прежде чем ему удалось, наконец, получить права.

Чем его так пугали работники ГИБДД, он и сам не знал. Возможно, тайна крылась в какой-нибудь дурацкой истории из далекого детства, когда все казалось более ярким, значительным и пугающим, чем есть на самом деле.

Он не помнил этого.

Но всякий раз, когда его останавливали для обычной проверки документов, Евгений впадал в полнейший ступор, из-за чего ему пару раз даже предлагали подуть в трубочку – инспектора не могли понять причины его странного поведения.

В эти моменты Евгений ощущал себя прожженным нарушителем ПДД, все грехи которого вот-вот разоблачит опытное всевидящее око доблестного инспектора ГИБДД. Однако, заканчивалось все всегда одинаково: удовлетворившись формальной проверкой документов, инспектор внезапно терял всякий интерес к личности Евгения и, вернув книжечку с правами и страховкой, отворачивался от него и принимался вылавливать в нескончаемом автомобильном потоке свою следующую жертву.

Евгений знал о существовании так называемой боязни «белых халатов». У него была боязнь «темно-серых мундиров», «салатовых жилеток» и «полосатых палочек».

Еще из самых явных имела место быть боязнь «полосатого галстука», относившаяся к директору Николаю Сергеевичу.

Но больше всего Евгений боялся женщин.

Разумеется, не всех женщин, а лишь которых рассматривал в качестве потенциальной жертвы своего природного влечения.

Нет, Евгений не был бабником. Он, как и большинство зрелых мужчин, к коим он в свои двадцать девять лет себя причислял, желал  женской ласки, чистой любви и самых светлых чувств.

Мимолетные романы и, тем более, бурные одноразовые посиделки (с последующими «полежалками»), оставляли в душе лишь неприятный осадок и не приносили никакого удовлетворения.

Евгению хотелось постоянства. И на роль этого постоянства была выбрана Зинка Прохорова, официанта дешевого по сути и содержанию кафе «Светлые зори», расположившегося на первом этаже в доме, напротив окон квартиры Евгения. Евгений третью неделю подряд пытался признаться Зинке в безграничной любви.

Сначала он по несколько часов просиживал за столиком полутемного и довольно мрачного зала «Светлых зорь», поглощая неимоверное количество закусок, яичниц, салатов и котлет, но так и не решился заговорить с девушкой. Всякий раз, когда Зинка приближалась к его столу, пытаясь узнать, не желает ли он чего-либо еще, и при этом обворожительно хлопала длинными пышными ресницами, у Евгения перехватывало дыхание, и он мычал что-то невразумительное, тыкая пальцем в строчки меню.

А когда его и без того не слишком толстый кошелек основательно похудел, то Евгений решил дожидаться Зинку по вечерам на лавочке у выхода из кафе.

Но и здесь повторялась одна и та же история: каждый раз он приходил и усаживался на скамейку с твердым намерением уж в этот раз, наконец, взять себя в руки и осуществить задуманное, а перед этим он тщательно репетировал свою речь и продумывал ответы на возможные Зинкины вопросы. Но, завидя Зинку, покидающую поздно вечером кафе через черный ход, он напрочь забывал все, что собирался ей сказать, и стоял столбом, растерянно провожая девушку взглядом и не смея приблизиться к ней.

Наравне со страхом быть отставленным, в Евгении с каждым днем нарастал еще и праведный гнев. Причиной его служили вечно увивающиеся вокруг Зинки парни, с которыми она в открытую кокетничала на своем рабочем месте – Евгению это прекрасно было видно сквозь прозрачные стекла кафе…

Сегодня Евгений был полон решимости. Ему надоело ходить вокруг да около, – в конце концов, лучше пусть его далеко-далеко и, главное, сразу пошлют куды подальше, чем он будет и дальше выглядеть полнейшим идиотом в собственных глазах, впустую наворачивая круги вокруг этой смазливой пигалицы Зинки.

Подъезжая к кафе, он вытянул шею, всматриваясь сквозь стекла в залитый ярким светом зал, и не заметил зияющую чернотой дыру сливного колодца, кое-как прикрытую узкими досками. Две из них крест-накрест прикрывали саму дыру, еще три были сложены над люком шалашиком.