Гламорама - [21]
— Займемся любовью, Виктор! — шепчет она.
Я нежно целую ее в губы. Она в ответ так впивается в меня, что мне даже приходится отстраниться и прошептать: «Ах, зайка, я ужасно устал!» Я приподнимаю голову, потому что по MTV показывают новый клип Soul Asylum, и я хочу, чтобы Хлое тоже его посмотрела, но она уже отвернулась от меня в другую сторону. Моя фотография, очень миленькая, снятая Хербом Ритцем, стоит на ночном столике Хлое; это единственная моя фотография, которую я позволил ей вставить в рамку.
— Херб завтра придет? — тихо спрашиваю я.
— Не думаю, — отвечает она сдавленным голосом.
— Ты знаешь, где он? — спрашиваю я волосы на ее затылке.
— Слушай, какая разница?
Хлое возбуждают компакты Шинед О'Коннор, восковые свечи, запах моего одеколона, ложь. Если отвлечься от запаха кокосового масла, то ее волосы пахнут как можжевельник или, может быть, ива. Хлое спит рядом со мной, и ей снятся вспышки фотографов в нескольких дюймах от ее лица, то, как она бежит голая по зимнему пляжу, делая вид, что дело происходит летом, или сидит под пальмой, в ветвях которой кишат пауки, где-нибудь на Борнео, то, как она скользит еще по одному красному ковру после бессонной ночи в самолете, а папарацци ждут и люди из Miramax звонят беспрестанно. Она видит сон во сне, в котором все шестьсот данных ею интервью плавно перетекают в кошмары, действие которых развертывается на белых пляжах Тихого океана, под лучами средиземноморского заката, во Французских Альпах, в Милане, Париже, Токио. Мелькают ледяные волны, иностранные газеты, напечатанные на розовой бумаге, кипы журналов с изображением ее безупречного лица, отретушированного до неживого совершенства и увеличенного во весь размер обложки, и мне с трудом удается заснуть, потому что в голове у меня все время вертится фраза из материала о Хлое в «Vanity Fair», который делал Кевин Сессумс: «Даже если вы видите ее в первый раз, она каким-то чудесным образом кажется вам такой знакомой, словно вы знали ее всю жизнь».
27
Верхом на моей «веспе» в клуб, чтобы позавтракать вместе с Дамьеном в полвосьмого. По пути я три раза останавливаюсь у газетных киосков, чтобы проверить прессу (ни малейших следов фотографии, временная передышка, а может, и не временная). Мы завтракаем в главном зале, который в это время суток выглядит неуютно и безлико — сплошные белые стены и черные вельветовые банкетки. Мои глаза то и дело слепят вспышки, производимые присланным из «Vanity Fair» фотографом, облаченным в шляпу типа тех, что носят тайские крестьяне на рисовых полях. На одних мониторах идет «Казино Роял», на других — «Горнолыжник», в то время как сверху доносятся голоса Бо и Пейтона — голубая рота заступила на боевую вахту у телефонов. За нашим столом собрались Дамьен, я, Джей Ди (который сидит в сторонке и что-то помечает в блокноте), а еще — те самые две гориллы из черного джипа. На обоих — черные рубашки-поло. Покончив с завтраком, мы углубляемся в разбросанные повсюду газеты с материалами, посвященными сегодняшнему событию. Ричард Джонсон в «Post», Джордж Раш в «News» (моя большая фотография с заголовком «Сегодня Он — Мальчик Дня», Майкл Флеминг в «Variety», Майкл Мусто распинается в «Village Voice», также упоминают о клубе Синди Адаме, Лиз Смит, Бадди Сигал, Билли Норвич, Джин Уильямс и А.Дж.Бенза. Я оставляю сообщение от лица Дагби на голосовой почте моего агента Билла. Дамьен прихлебывает холодный латте без кофеина с ароматом лесного ореха и ванили и вертит в пальцах сигару Monte Cristo, которую то и дело порывается зажечь, но так и не зажигает. Он выглядит как настоящий мачо в черной футболке Comme des Garcons под черным же двубортным пиджаком, с часами Cartier модели «Panthere» на односторонне волосатом запястье, в темных очках с диоптриями Giorgio Armani, украшающих его правильной формы череп, и с мобильным телефоном Motorola Startak, элегантно лежащим рядом все с тем же односторонне волосатым запястьем. На прошлой неделе Дамьен купил себе шестисотый и только что в компании своих горилл подбросил на нем Линду Евангелисту на показ Синтии Роу, а в комнате холодно, и мы едим мюсли и десерт, и все было бы славно, полный блеск и просто зашибись, когда бы не такая жуткая рань.
— И вот мы с Дольфом заходим за кулисы во время вчерашнего показа Кельвина Кляйна — обычных два таких парня, которые время от времени передают друг другу бутылку Dewar's[25], а там Кейт Мосс, голая по пояс, прикрывает титьки обеими ручонками, а я думаю: «Ну и чего?» А потом, уже вечером, я напился какого-то смертельного мартини в «Match». У Дольфа — диплом инженера-химика, он женат — я имею в виду, женат — так что никаких тебе бимбо, и, хотя VIP-комната была битком забита евроволками, никакого тебе героина, никаких лесбиянок, никакой японщины и журнала «British Esquire». Мы тусовались с Ириной — это восходящая звезда, супермодель смешанного сибирско-эскимосского происхождения. После моего пятого смертельного мартини я спросил у Ирины, каково ей было провести все детство в эскимосском иглу. — Пауза. — Вечер, эээ, закончился вскоре после этого.
